Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг.

В центре работы XV пленума был пространный доклад Тр. Костова об обсуждении, точнее осуждении, действий руководства КПЮ на бухарестском совещании и его решениях. Выступления делегатов в прениях были по-военному краткими и единодушными в критике югославской стороны. Доклад был принят за основу разъяснительной работы на собраниях партийного актива в стране, в которых приняли непосредственное участие первые лица БРП(к). Позицию Димитрова в тот момент можно, думается, определить как двойственную. С исторической дистанции нельзя не признать неоправданно оптимистическим и даже пафосным его прогноз, данный в заключительном слове на пленуме. «Разъяснительная работа, подкрепленная аргументами и конкретными фактами из резолюции и доклада тов. Трайчо Костова, – отметил он, – должна исходить из близкой перспективы, что положение в югославской партии будет исправлено, что в ее среде имеется достаточно здоровых сил, что там не только Жуйович и Хебранг, но и многие другие члены стоят на позиции резолюции Информбюро <…> что есть силы среди народов Югославии, которые, несмотря на шум, который может подняться, выведут на правильный и твердый путь нашу братскую Югославию, и что с этой точки зрения мы не допустим ничего, что помешало бы созданию будущего федеративного союза нашего народа и народов Югославии. Определяя подобным образом перспективу, мы косвенно поможем тем здоровым силам в Югославии, которые борются против нынешней неправильной антисоветской, антипартийной и антидемократической политики руководителей Югославской коммунистической партии. Не должно остаться никакого сомнения, что результатом этой тяжелой борьбы в Югославии явится оздоровление Югославской коммунистической партии и пребывание ее в семье коммунистических партий, установление братских взаимоотношений с этими коммунистическими партиями, особенно с партией Ленина и Сталина. <…> Такая уверенность должна быть и в нашей партии полной, стопроцентной»[221].

Вместе с тем более «приземленной», но зато и более реалистичной видится оценка Димитровым перспектив двусторонних отношений: «Нужно ожидать известных затруднений в наших взаимоотношениях между Югославией и Болгарией как народными республиками, поскольку отделить руководство Югославской коммунистической партии от правительства Югославии сейчас невозможно. Нет сомнений, что мы будем иметь трудности и во взаимном сотрудничестве в экономической, политической и культурной областях, в связях между их и нашими общественными организациями, между их и нашей армиями и пр. Трудности и сложности будут во всех областях наших взаимоотношений»[222]. К сожалению, именно этот прогноз начал быстро сбываться.

Уже на стадии подготовки следующего, XVI пленума ЦК БРП(к), которая проходила в условиях углубления советско-югославского конфликта, болгарское руководство, не имея ни малейшей свободы выбора, было вынуждено отступить от прозвучавшего на XV пленуме обещания сделать всё от него зависящее для поддержания добрососедских и дружественных отношений между Народной республикой Болгарией и Федеративной Народной Республикой Югославией[223].

8 июля 1948 г. Политбюро ЦК БРП(к) по рекомендации Москвы единодушно решило отклонить приглашение югославов на очередной съезд КПЮ[224] и поручило В. Червенкову подготовить ответ югославам. На заседании была также сформулирована четкая позиция по вопросу о перешедших из Югославии на болгарскую территорию сторонниках резолюции Коминформа – «не возвращать, а принимать как политических эмигрантов». Одновременно органам госбезопасности предписывалось принять меры против проникновения в страну «враждебных элементов и иностранных агентов». Кроме того, было признано необходимым отозвать болгарских студентов, обучавшихся в военных заведениях Югославии, а также приостановить обмен участниками молодежного бригадирского движения и детскими группами. Вопрос о студентах гражданских вузов было решено рассмотреть дополнительно[225].

13 июля текст ответа на приглашение югославов на съезд был утвержден на XVI пленуме ЦК. Основная причина отказа – «антимарксистское и антисоветское поведение» ЦК КПЮ, «отрыв от единого антиимпериалистического, демократического фронта», невозможность, чтобы в создавшейся обстановке съезд стал «выразителем здоровой и свободной воли коммунистов Югославии»[226].