Москва и жизнь

Председатель Московского совета избирался для ведения сессии на тот день, когда она шла. Им мог оказаться «знатный рабочий», «ударник коммунистического труда», никакой власти не имевший. Эта декоративная фигура олицетворяла советскую власть, блок коммунистов и беспартийных. Когда сессия закрывалась — председатель Московского совета сходил со сцены. Избирался председатель исполкома, формировалось правительство города. Но реальная власть оставалась у Московского горкома КПСС во главе с первым секретарем МГК.

В 1990 году после отмены 6-й статьи Конституции и утраты монополии КПСС на власть прошли первые настоящие выборы. На одно место претендовали 10–15 человек. 500 депутатов заседало в Мраморном зале на Тверской. Они не получали зарплаты, по сути митинговали, и дружно, как пел Виктор Цой, «хотели перемен». Появились фракции, блоки, в одном зале заседали проигравшие выборы коммунисты, победившие демократы, независимые.

Демократический Московский совет возглавил декан экономического факультета МГУ профессор Гавриил Попов, снискавший популярность речами на многолюдных митингах в Москве в годы гласности и Перестройки. Его рабочий кабинет находился в здании Московского совета на Тверской. Ему не на день, как прежде, а повседневно подчинялось правительство города — исполком Моссовета.

После того как Гавриила Попова избрали мэром Москвы, Московский совет возглавил Николай Гончар, бывший первый секретарь райкома партии, который перевоплотился в демократа.

В одной из комнат в здании на Тверской, 13, помещалась депутатская комиссия по сбору компромата на меня, о чем можно было прочесть на объявлении, вывешенном на двери. По местной радиосети в кабинетах, коридорах постоянно транслировались дебаты в Мраморном зале, где мне и министрам правительства выдвигались обвинения в коррупции и прочих тяжких грехах. Все эти речи слушали работники аппарата исполкома, посетители, сдавая одежду на вешалку. Внимала им охрана здания и уборщицы. Ничего противоправного комиссия не собрала. Но нервную нерабочую атмосферу — создавала.

Избранного народом мэра Москвы уволить с этой должности депутаты не могли. Традиционная система власти «Моссовет — исполком Моссовета» сменилась на систему «Моссовет — мэр Москвы — правительство Москвы».

Двоевластие Николая Гончара и Гавриила Попова не омрачилось яростной борьбой, кровопролитием, как это случилось осенью в 1993 году между Верховным Советом РСФСР во главе с Русланом Хасбулатовым и президентом России Борисом Ельциным, распустившим российский парламент, заседавший в Белом доме.

Выполняя мое поручение, Иосиф Кобзон, советник мэра Москвы, отправился в Белый дом, чтобы уговорить вице-президента Руцкого и Хасбулатова прекратить сопротивление. Кобзона вместе с женами Руцкого и Хасбулатова пропустили в бурлящий Белый дом, ставший штабом вооруженного сопротивления. Кобзон выполнил поручение, встретился с Руцким и Хасбулатовым, но переговоры ни к чему не привели.

Моссовет взяла под защиту дивизия имени Дзержинского. Вызвали телеграфом тысячу милиционеров из соседних областей «на период оперативно-профилактической операции «Сигнал» с 30 сентября до особого распоряжения». Им придали автомашины, всех разместили, я проследил, чтобы солдат и офицеров кормили самыми лучшими продуктами, имевшимися в городе.

Из мужчин, пришедших на защиту Моссовета, отбирались люди с боевым опытом, умевшие владеть оружием, чтобы защитить райсоветы, здание «Известий», технический центр в Останкино. На Тверской и в прилегающих переулках возвели баррикады. Нас надежно прикрывала московская милиция, народные дружины и добровольцы.

Вечером 3 октября, когда вооруженные боевики под командованием генерала Макашова пытались захватить в Останкино телецентр и прекратилось вещание по всей стране, ожидавшей самого худшего, у Моссовета начался бессрочный митинг. Народ на Тверской, как в дни Перестройки, скандировал: «Ельцин! Ельцин!»

Балкон здания, с которого выступал Ленин, стал трибуной. С нее выступали руководители города против тех, кто сидел в Белом доме. То была мощная реакционная структура, где главенствовали ортодоксальные коммунисты, «красные директора» с политическим кредо — реставрировать все, что ушло.

С Тверской я поехал на Шаболовку, в студию телевидения, вещавшего на Москву. Там не скрывавший волнения Егор Гайдар, исполнявший обязанности премьера, обратился к москвичам с призывом выходить на улицы и защитить собой революционные завоевания в нашей стране.

Я выступал вслед за ним с опровержением: «Дорогие москвичи, ваша жизнь нам дорога, ситуация очень опасная, и мы вас просим оставаться дома и сохранить свою жизнь. Власть справится с мятежниками, и если власть не справится с мятежниками, то это не власть».

У депутатов Моссовета единства, сложившегося как в августе 1991 года, не произошло. Они вели себя по-разному. Среди них агрессивнее всех выступали коммунисты радикального толка, желавшие свергнуть законную власть, устроить путч в Моссовете подобно тому, что произошел в Белом доме.