Москва Икс

Уборщик зажег свет в ванной комнате, закрыл за собой дверь. Он возился минут десять, Свиридов сидел за письменным столом, волновался, ляжка тряслась. Пистолет заперт в сейфе, а без него как-то странно себя чувствуешь, будто голый на улице. Наконец, уборщик закончил с ванной и вышел.

Свиридова словно черт в бок толкнул, поднялся, вышел из-за стола на середину каюты и сказал:

— Ты, вот что, послушай… Я прошлый раз с тобой поговорил слишком строго. Ну, по поводу выпивки и вообще. Хочу, чтобы ты правильно понял мои слова. Я не цепляюсь попусту, не придираюсь по мелочам. Я же хочу, как лучше. Как старший товарищ к тебе обратился. Чтобы удержать тебя от ошибок. Сам же знаешь, как с выпивкой сейчас строго. Вот я и волнуюсь. Хочу, чтобы ты глупости какой не сделал. Молодо — зелено, да. Я как старший товарищ… Сам молодой был, и сейчас выпить не против. Но уж такие времена. Полной трезвости. Все понял?

— Так точно. Спасибо, что сказали.

Сурен ушел. Свиридов сел за стол и выругал себя за то, что чуть не лебезил перед этим уборщиком, чуть не извинялся перед ним, вскочил и что-то начал объяснять, развел этот жалкий лепет: как старший товарищ, хочу, как лучше, молодо — зелено… Тьфу…

Он запер дверь и полез в сейф за пистолетом.

* * *

Юрий Кольцов накрывал к завтраку, когда машина перешла на малые обороты, корабль остановился. Кольцов накрыл последний стол чистой клеенкой, вышел на главную палубу. Отсюда сквозь легкий туман был виден пологий берег, причалы порта, склады и краны, виден город на берегу, плоский и неинтересный.

На палубе появилось начальство, Кольцов, чтобы не путаться под ногами, ушел на корму. Он слышал, как где-то внизу раздались два гудка, наклонился, посмотрел: к сухогрузу приближался катер, обвешанный по бортам с внешней стороны лысыми автомобильными покрышками, два матроса спустили трап, на борт поднялся плотный мужчина в темном бушлате и фуражке с золотым крабом, здесь его встречали Кныш со Свиридовым, повели к себе наверх. Это лоцман, но проведет корабль к причалу.

По громкой связи объявили, специально для забывчивых, чтобы в радиорубку в ближайшие часы не ходили, во время стоянки в Ростоке телефонные звонки на родину запрещены, следующий сеанс связи, — когда судно снова выйдет в море. По внешней лестнице Кольцов поднялся на уровень выше, вошел в каюту и долго сидел на койке, прислонившись спиной к переборке. Душу тронула тревога, которая не поймешь откуда взялась, наползла, словно холодный туман с воды. Он подумал, что теперь беспокоиться не о чем, здесь не Питер, но легче не стало.

Из радиорубки транслировали танцевальную музыку, но вот она оборвались, помощник радиста прочитал сообщение: в Ростоке на борт поднимется двенадцать геологов плюс старший по группе, они работали в ГДР, помогали в разработке месторождения каменного угля. Теперь эта геологическая партия будет доставлена на братскую Кубу, чтобы помочь местным товарищам в разведке газа. Кольцов встал, вышел на палубу, постоял на холодном ветру, вернулся в столовую, жаркую, душную, полную запахов.

Столовая совмещена с кухней, Кольцов заглянул туда, повар Макарыч, плотный дядька в белой куртке и колпаке откинул крышку котла и начал помешивать варево огромной ложкой на длинной ручке. Из подсобки появился помощник повара некий Гриша, жилистый рыжий мужчина в рабочем халате на голое тело, он сбросил с плеча мешок с рисом, отодвинул его в угол.

— Тринадцать геологов кормить придется, — сказал кок. — Сверх плана. До самой Кубы. Двадцать с лишним дней. Вот это заявочка… И никто не предупредил. Только недавно со Свиридовым меню на неделю обговаривали. Он и не заикнулся, что столько едоков прибудет…

— Да, тринадцать лишних ртов — это серьезно, — ответил Гриша. — Вот же, блин, повезло.

Кольцов взял поднос, заставленный тарелками с нарезанным хлебом, отнес его в зал и расставил тарелки по столам, — вахта закончилась, первыми пришли два моториста и матрос, сели за стол. Следующие полтора часа Кольцов без остановки вертелся на кухне и в столовой, расставляя и убирая тарелки, вытирая столы и подметая пол. Когда освободился, в очередной раз сунулся на кухню, там никого не было.

По радио передавали музыку, голоса повара и его помощника Гриши долетали из подсобки. Кольцов подошел к разделочному столу, выдвинул ящик, здесь лежали ножи, которыми повар пользовался редко. Кольцов выбрал японский нож для разделки рыбы, с деревянной рукояткой и стальным обоюдоострым клинком сантиметров двенадцати. Он нашел другой нож, не самый удобный, со скользкой пластмассовой рукояткой, клинок довольно длинный и узкий. Остальные ножи из ящика совсем никудышные, со стертыми лезвиями. Под этим добром лежал тесак для рубки мяса, не очень большой. Лезвие тупое, в старых пятнах жира, неплохая штука, но тесак вряд ли пригодится.

На камбузе есть другие ножи, с острыми и прочными лезвиями средней длины, ножи, что надо, но висят на крючках над разделочным столиком, — трогать их нельзя, иначе повар быстро хватится, поднимет шум.