Москва Икс

Соколик, решив, что спасения на палубе нет, попытался вернуться к надстройке, сделал насколько шагов, растянулся посередине мазутного пятна. Он поднялся, ноги разъехались в стороны, он упал на живот, и, когда корабль накренился на левый борт, заскользил по металлической поверхности, словно по льду. Достигнув борта, встал, сделал пару шагов к надстройке и снова упал. Он не видел, что сбоку, уже хорошо разогнавшись, на него неслась бочка с мазутом. Соколик повернул голову и заметил опасность, но, чтобы увернуться, уже не осталось времени, он набрал воздуху в легкие, чтобы закричать, но даже этого не успел. Бочка припечатала человека к борту, отъехала в сторону и снова припечатала, набежавшая волна подхватила и унесла тело.

Кольцов лежал на палубе, ухватившись рукой за скобу люка. Лицо было залито мазутом, лоб и правая бровь глубоко рассечены, кровь попадала в заплывший правый глаз, который почти ничего не видел. Второй опер, оставшейся возле бочек, не выпускал из рук каната. Он серьезно не пострадал, только ушиб спину и до крови стер ладони. Пистолет оттягивал карман плаща, он видел, как погиб товарищ, но не испытал ужаса, решив, что о думать о мертвых — не время, и хорошо понимал, — с палубы надо уходить, здесь не ждет ничего хорошего, — или бочка покалечит, а то и раздавит насмерть, или волна смоет.

Он видел пространство палубы, отделяющее его от надстройки, всего два десятка метров или около того, — надо преодолеть это ничтожное расстояние. Он уйдет, конечно, уйдет, спасется, но сначала пришьет Кольцова, лежавшего на дороге, этот тип может помешать. Опер выпустил трос, за который держался, вынул пистолет, но почувствовал, как нос судна поднимается, волна окатила сверху, опрокинула, понесла за собой, поволокла по палубе, оглушила. Через пару секунд он увидел совсем близко, на расстоянии протянутой руки, физиономию Кольцова, разбитую в кровь, с заплывшим глазом.

Можно стрелять, но пистолет куда-то делся. Опер выставил вперед руки, вцепился в волосы Кольцова, добрался до шеи, сжал пальцы. Получил кулаком в лицо, но не оторвал рук.

* * *

Черных видел все или почти все, что происходило внизу. Видел, как, раздавленный бочкой, погиб лейтенант Соколик, молодой спортивный парень, которому жить да жить, — ведь они были почти друзьями. Пришла мысль: надо действовать, он и так задержался, сначала помешал приступ тошноты и головокружение, но сейчас он оклемался, значит, — самое время. Черных поднял с пола карабин, выскочил с капитанского мостика на открытый балкон. В лицо дул ветер, за минуту Черных промок до нитки, оптику карабина залило водой, теперь стало трудно точно прицелиться и снять Кольцова одним выстрелом.

Открылась дверь на капитанский мостик, высунулся Кныш и заорал не своим голосом:

— Ты что же делаешь, сукин сын. Там же горючка. Ты нас отправишь на корм рыбам.

— Пошел на хрен, трус, — проорал Черных. — Еще слово, — и сам отправишься туда. На корм рыбам. Мать твою…

Кныш пропал, дверь захлопнулась. Казалось, судно еще раз клюнет носом, и неведомая сила вытряхнет Черных с этой высоты прямо в открытое море. Чтобы сохранить равновесие, он присел на корточки и решил, что при такой качке на открытом пространстве, трудно, почти невозможно точно выстрелить, одно хорошо, — дистанция небольшая, авось, не промажет. Он передернул затвор, поймал в прицельную сетку фигуру Кольцова, нажал на спусковой крючок. Пуля ударила сосем не туда, продырявила одну из бочек. Надо осторожнее, иначе эта дрянь и вправду загорится. Черных выстрелил еще дважды, но промазал.

Он вернулся на капитанский мостик, увидел физиономию капитана, багровую, перекошенную от злобы и ярости. Черных, размахнувшись, саданул прикладом по квадратному иллюминатору. Снова ударил, сильнее, — толстое стекло пошло трещинами, нет, прикладом его не возьмешь.

Капитан бросился к Черных, повис у него на руке.

— Хватит… Ты что творишь?

— Заткнись, сволочь, — Черных взял высокую ноту и чуть не сорвал голос. — Еще слово — и все… Хана тебе… Ты только на одно способен, — девок портить. А когда опасность, — в кусты.

Черных с силой оттолкнул капитана, судно качнуло, Кныш упал на пол. Черных выпустил в иллюминатор три пули, ударил прикладом, отколол кусок стекла. Через оптический прицел с четырехкратным увеличением он видел, что борьба оперативника и Кольцова уже закончилась. Опер лежал лицом вверх в центре мазутного пятна, раскинув по сторонам руки. Нахлынувшая волна подхватила тело, подняла и унесла в темноту. Кольцов, приходя в себя, сидел у борта, держась за леер. Сейчас он встанет, сделает несколько шагов и пропадет из зоны видимости.