Москва Икс

Кныш покосился на незваного гостя, усмехнулся и не без злорадства подумал: наверное, майор чувствует себя генералом перед великим сражением, повесил на грудь военный бинокль, встал возле прямоугольных иллюминаторов и смотрит в темноту. Понятно, что в море он ходил редко, если вообще ходил, а тут такой шторм, поэтому цвет лица товарища майора сделался землисто серым, началась тошнота, но он не хочет показывать слабость, ведь это его идея, точнее, приказ, — не пережидать шторм в Ростоке, не обойти его, а направить корабль по прямой, так быстрее. Теперь майор узнает, что такое море…

Стекло, снаружи залитое дождем, изнутри запотело, палуба, на которую едва пробивался свет сигнальных огней, была видна плохо. Чтобы не наблевать на мостике, Черных сосал леденцы, но это плохо помогало, иногда становилось невмоготу, тогда он глотал воздух широко раскрытым ртом, будто рыба, выброшенная на берег, свободной рукой тискал пластиковый пакет, засовывал его в карман, когда становилось лучше, и вытаскивал, когда подступала тошнота.

— А я думал, жизнь на судне заканчивается, ну, когда начинается шторм, — сказал он. — Никто не ходит в столовую. И на кухне никого. Оказывается, — нет.

— Распорядок на судне такой же, как в штиль, — ответил Кныш. — Кок еду готовит. У матросов и мотористов вахты.

— Теперь буду знать…

Черных не договорил, раскрыл пакет, чувствуя, что его сейчас вывернет, но тошнота вдруг отступила, он перевел дыхание, посмотрел вперед. Картина, которую он увидел, внушала дикий суеверный ужас, — судно шло на волну, огромную, страшную, словно дом в шесть этажей, даже выше, «академик» разрезал ее надвое, провалился в темную бездну, на минуту казалось, что все кончено, лоханка пойдет ко дну или от перегрузки разломится надвое, но вот вода схлынула, нос «Академика» медленно поднимался, вместе с ним вставал на дыбы пол капитанского мостика, было трудно удержаться на ногах.

— Мне нужно видеть палубу, — крикнул Черных. — Осветите ее.

Капитан покашлял в кулак и сказал:

— Если включить прожектора, мы будем плохо видеть, что происходит. Управление ночью…

— Давайте так: команды сейчас я отдаю. А вы слушаете и делаете, что вам говорят.

Капитан кивнул вахтенному матросу, мол, включи освещение. Свет двух прожекторов лег на палубу, осветив ее ярко, словно сцену театра, наступило короткое затишье, волны сделались ниже, сверху можно рассмотреть их белые гребни, Черных пришел в себя, но тут нос корабля провалился в бездонную пучину, а впереди встала новая стена воды, не черная, как в прошлый раз, а темно-бирюзовая, словно подсвеченная изнутри. Зрелище было настолько явственным, ужасающим, что снова показалось, — теперь все.

Голова сама вжалась в плечи, глаза закрылись, человек не хотел видеть свою смерть. Нос корабля зарылся в воду, и, кажется, в наступившей тишине стало слышно, как скрипели переборки. Хотелось лечь, закрыть глаза и зажать ладонями уши.

В этот раз Черных не смог устоять, отлетел куда-то в темноту, в глубину капитанского мостика, упал на бок, приложился затылком, бинокль ударил снизу и до крови рассек губу. Кажется, он даже лишился чувств, но судно тряхнуло, могучая сила подбросила Черных вверх и опустила вниз, будто подпрыгнул на батуте. Он открыл глаза, встал на колени, кое-как, хватаясь за переборку, поднялся и, словно канатоходец по натянутой проволоке, доковылял до иллюминаторов, чтобы не упасть, вцепился в леер, стал смотреть на палубу.

— Ты как? — крикнул Кныш.

— Все хорошо, — выдавил из себя Черных. — Отлично.

* * *

Заметив движение внизу, он протер стекло иллюминатора рукавом, поднес к глазам бинокль. Пока майор был в отключке, на палубе появились два оперативника, — тут ошибки нет, их легко узнать, — в одинаковых черных плащах, они стояли рядом возле бочек с горючкой. Один из оперов, тот, что выше ростом, — лейтенант Анатолий Соколик. И третий персонаж, это был Кольцов, застыл у правого борта, словно чего-то ждал. Черных сел на пол, расстегнул сумку, вытащил карабин с оптическим прицелом, вставил обойму в направляющие.

Кныш хотел сказать, что здесь, на капитанском мостике, нельзя доставать оружие, тем более им пользоваться, точный выстрел при такой качке все равно не получится, но легко пустить пулю в приборы и при плохом стечении обстоятельств лишить корабль управления, — в такой шторм это почти верная гибель, капитан подумал, что самый тупой недалекий человек все поймет без слов.

— Эй, вы меня слышите? — крикнул Кныш. — На капитанском мостике нельзя находиться с оружием. Понятно?

— Опять вы лезете не в свое дело, — в ответ крикнул Черных. — Наверное, хотите, чтобы вместо меня сюда пришли эти убийцы?

— Запрещаю трогать оружие, — Кныш сжал кулаки. — Это вы у себя в Москве, на Лубянке, делайте, что в голову взбредет. Там — пожалуйста. А тут я командир. И не потерплю…