Москва Икс

Кныш так разволновался, что не мог связно говорить, — задохнулся от волнения. Черных положил карабин на пол, поднялся, снова протер стекло иллюминатора, стал смотреть на палубу. Капитан, взволнованный и злой, хотел вызвать на мостик старпома, пусть посмотрит, что тут творится: гэбешник размахивает карабином, словно дубиной, а пуля, — дура, так до большой беды недалеко, но принял другое решение. Наклонился к вахтенному матросу и сказал в ухо, что должен отойти, вернется совсем скоро. Кныш по внутренней лестнице спустился вниз, держась за поручень, проходивший вдоль коридора, двинул вперед по красной ковровой дорожке, долго путался с ключами, наконец открыл дверь каюты.

— Вот же сукин сын, — бормотал Кныш. — Сукин сын… Наглец…

Подошел к бару, хотел налить полстакана коньяку и залпом выпить, — но не получилось, при такой качке он весь коньяк разольет по полу, в стакан и глотка не попадет. Тогда он зубами вытащил пробку из початой бутылки и хорошо хлебнул из горлышка, подождал немного и снова хлебнул. Поставил бутылку, отошел к противоположной переборке, набрал шифр сейфа, повернул ручку, нашарил пистолет Макарова. По закону капитану полагается оружие, ему одному и больше никому, конечно, оружие есть и у Свиридова, он все-таки в госбезопасности служит.

— Сукин сын, — повторил Кныш. — Вот же черт…

Он проверил обойму, передернул затвор, дослав патрон в ствол, включил предохранитель и опустил пистолет в брючный карман. Качка, кажется, усиливалась, обратно он шел по коридору медленно, крепко держась за поручень, поднялся на мостик, здесь ничего не изменилось, Кныш похлопал по плечу матроса, взглянул на майора Черных, прилипшего к иллюминатору, и заскрипел зубами от злости, решив для себя, что большие неприятности еще впереди.

* * *

Черных боролся с тошнотой. На главной палубе он видел двух оперативников, которые держались вместе, возле бочек с топливом, и Кольцова, стоявшего у правого борта. Чего их всех туда занесло, почему Кольцов в такой шторм оказался на палубе, а оперативники двинули за ним, — не совсем понятно, ну, это и не важно. Теперь отсюда, с капитанского мостика, можно кончить все одним точным выстрелом, только надо дождаться, когда отступит тошнота.

Кольцов, хватаясь за леер, медленно двигался к носу, волна сделалась ниже, судно выровнялось. Лейтенант Соколик вытащил из-под плаща пистолет, хотел прицелиться, в это время нос снова высоко задрался, сильно качнуло, пистолет выскользнул из руки и пропал в темноте. Оперативник бросился к Кольцову, но, поскользнувшись, упал, через пару секунд палубу накрыло волной, когда она схлынула, снова стал виден Кольцов, он не мог устоять, сел возле борта и держался руками за леер. Соколик, за что-то ухватившись, распластался на палубе, он медленно поднялся и добежал до борта, где стоял Кольцов, теперь противников разделяло всего несколько метров.

Второй опер так и остался, где стоял, но картина изменилась, не сразу поймешь как. Оказывается, трос, сцеплявший бочки, закрепленный за стойки палубного крана, то ли ослаб, то ли лопнул, теперь две бочки лежали на боку, еще две откатились к левому борту, одна к надстройке. Нос корабля стал медленно опускаться, ударил волну, зачерпнул воду и пошел вверх. Бочки покатились к надстройке, корабль наклонился на правый борт. Через стекла бинокля Черных видел, как Кольцов сцепился с Соколиком.

Опер дважды ударил противника ногой, повис не нем, ухватив ворот плаща, повалил. Оказавшись сверху, захватил шею руками, сжал пальцы, перекрывая воздух, но Кольцов как-то выскользнул, на карачках отполз в сторону и, поднявшись, сумел ударить опера кулаком в лицо, пнул прямой ногой в пах, затем схватил Соколика за ворот плаща, другой рукой за ногу, приподнял, чтобы вышвырнуть за борт, еще бы чуть, и опер оказался в воде, но тут ударила новая волна.

Кольцов не устоял на ногах, он оставил противника, зацепившегося за борт, сам отлетел почти на середину палубы, попытался встать, но не хватило секунды. От надстройки на него катилась бочка, он кинулся в сторону, как-то увернулся, вскочил, бешено озираясь по сторонам, следом громыхала вторая бочка, от нее уже не было спасения, все решала доля секунды. Кольцов распрямил ноги, подпрыгнул, словно подброшенный высоко вверх какой-то пружиной, и, кажется, на секунду повис в воздухе, в дождливой мгле, каким-то чудом избежал смерти. Бочка ударилась в стойку борта в паре метров от Соколика, деформировалась, раскололась надвое, словно орех, запрыгала на месте, залив палубу мазутом, подпрыгнула еще раз и вывалилась за борт.