Выборным я сделался в 1912 году. Это было мое первое избрание на общественную должность. 9 февраля того же года мне исполнилось 25 лет, то есть я достиг гражданского совершеннолетия, необходимого для занятия выборных должностей. 19 апреля того же года скончался после сравнительно долгой болезни мой отец. Выборы на бирже должны были иметь место 5 мая. Конечно, отец мой, несмотря на болезнь, значился и избирателем, и кандидатом к переизбранию выборных, каковым состоял немало лет. Когда он скончался, я не счел уместным сразу же сделать какие-то шаги, чтобы «подставить» себя на освободившуюся вакансию. К моему удивлению, я получил из комитета извещение, что я поставлен в число кандидатов и что избирательный билет изменен на мое имя. Выборы состоялись, и, к неожиданности для многих, я прошел очень хорошо. «Вот что значит быть сыном достойного отца», – говорили мне.
Я не знаю, был ли я в мои двадцать пять лет самым младшим. Одновременно со мною был избран Никифор Михайлович Бардыгин, который в Катковском лицее был моложе меня одним классом. Дату его рождения не помню, но ему должно было быть тоже 25 лет.
Выборы прошли без всякой борьбы – авторитет председателя Г. А. Крестовникова стоял чрезвычайно высоко. Не могло быть и тени сомнения в его переизбрании; не было сомнений также, что на все должности выберут тех, кого он рекомендует. И в самом деле, в первом же собрании, которое вскоре было созвано, при выборе председателя оказалось всего два черных шара из примерно ста десяти. И то все удивлялись, кому это захотелось испортить единогласие.
Комитет оказался несколько омоложенным: вошли С. Н. Третьяков, А. И. Кузнецов; из немецкой группы остались Л. Л. Рабенек и К. К. Арно. Но Рабенек пользовался единодушным уважением, а Арно знали как «ближайшего сотрудника» председателя.
После, на следующем собрании, были выборы в так называемую постоянную комиссию.
Эта комиссия считалась – и по праву – самой важной. Она состояла из двадцати пяти членов и была как бы сконцентрированным, более интимным собранием выборных. Там иногда предварительно, иногда окончательно рассматривались самые важные вопросы. Участие в ней считалось весьма почетным, и желающих его принимать было немало. Биржевым комитетом предварительно были разосланы бюллетени с предложением заявить 25 кандидатов. На собрании Крестовников предложил баллотировку не производить и считать избранными 25 первых по большинству голосов из числа предложенных, но прибавил, что, если хоть один из присутствующих потребует голосования, будет баллотировка шарами. Авторитет его и здесь сыграл решающую роль – никто баллотировки не потребовал.
Опять скажу: к удивлению некоторых, я оказался включенным в число избранных. Друзья моего отца, А. С. Вишняков и Д. Д. Хуторев, поздравляя меня, сказали: «Смотри, на будущее трехлетье в комитет попадешь». Они оказались правы.
В Биржевой комитет я был выбран в 1915 году, на второй год войны. О выборах 1915 года я буду говорить подробно в главе, посвященной военному времени. Я уже говорил о существовании борьбы за пост председателя, но состав комитета был предрешен, и для меня особого сюрприза не было. Было неожиданностью то, что я прошел очень хорошо, одним из первых после А. Н. Найденова. Некоторые из моих новоизбранных сотоварищей были не очень довольны, так как я становился первым в очереди заместительства председателя и после заместителя по должности. Но этот вопрос был «благополучно» разрешен выбором двух заместителей: Найденова и Третьякова.
Пребывание мое, хотя и недолгое, в составе Биржевого комитета дало мне возможность ознакомиться с психикой и особенностями работы этой крупнейшей московской промышленной организации.
Московская биржа помещалась на Ильинке, на Карунинской площади, в самом центре Китай-города. Это было большое здание, греческого стиля, с широкой, но не длинной лестницей. Главный вход был всегда закрыт, в биржевой зал проникали боковым входом, где стоял монументальный служитель и проверял входные билеты. Впрочем, он почти всех знал в лицо и никогда не ошибался.
Биржевой зал был довольно большой, не такой, конечно, как на бирже в Париже, и занимал почти весь нижний этаж здания. Была еще только длинная и узкая зала собраний выборных. Все остальное составляло помещение, где собирались посетители биржи. Их было две категории: хлопчатобумажники и вообще текстильщики, и фондовые. Собственно говоря, только последние и ходили на биржу, чтобы заключать сделки. Текстильщики же там бывали по привычке – повидать знакомых и узнать новости. После биржевого собрания шли завтракать.