Но уж зато те, кто был облечен таким доверием царя, властью и особым своим положением, могли приходить сюда в любое время или не являться даже вовсе — царь благодушно разрешал ближайшим и наиболее доверенным советникам и помощникам такую поразительную вольность, тем более что и сам отнюдь не каждый день приходил сюда. Однако все они отлично знали потрясающую способность памяти царя запоминать решительно все до самых, казалось бы, пустячных мелочей, знали его мстительный, неизлечимо нервный, взрывоопасно вспыльчивый и неукротимо жестокий характер и, разумеется, не хотели лишний раз убеждаться на себе в силе и постоянстве всех этих качеств государя. Даже митрополит Макарий, пользовавшийся особой любовью и привязанностью царя, предпочитал не западать в непроходимую и пагубную паутину памяти своего воспитанника. И Сильвестр, этот неукротимый, буйный поп, священник придворного Благовещенского собора Кремля, духовник царя, один из наиболее решительных соавторов и исполнителей множества реформ первого десятилетия царствования Ивана IV, составитель и ревностный проводник в жизнь бессмертного «Домостроя» — законодательства русской семьи, — даже этот человек, позволявший себе называть царя дураком и зверем, лишь изредка разрешал себе заканчивал бурные и многохлопотные трудовые дни свои иначе, чем в тепле и уюте «думной палаты царевой», государевой Комнаты.
Итак, негласное, а от того нисколько не менее ответственное, влиятельное и властное правительство царя Ивана IV и сегодня вечером собралось в любимой палате царя в ожидании его появления. Пять предыдущих вечеров ждали этого напрасно: царь не покидал опочивальни, игровых и других покоев царицы Анастасии.
Еще на подходе к Комнате Иван услышал смех, резкий и громкий гневный голос попа Сильвестра, неторопливый спор других и подумал, что ближайшие помощники и советники не ждут его появления и сегодня, а собрались ради порядка, чтя установившийся обычай…
Когда он вошел, сразу же наступила тишина, напряженная и довольно тягостная. Все встали и низко склонились перед царем. Митрополит Макарий благословил его, а царь облобызал руку пастыря.
— Богоданная царица наша Анастасия Романовна приказала кланяться вам, — сказал Иван и поклонился поясно.
— Здорова ли царица наша светлая? — спросил Макарий.
— Здорова, отец мой. Благословения твоего просила да заступничества пред Всевышним. Молит о ниспослании нам наследника. О том и я молюсь неустанно. Молись и ты, отец мой.
— Лукавишь, лукавишь, неразумный! — возопил Сильвестр, вплотную подойдя к царю. — Пять суток кряду не выходил ты из спаленки жены своей! А что указано в домостроевом законе нашем? Сношения между супругами воспрещаются в три дня каждой недели и во все праздничные дни, а также во время постов. Всех постов! Царь не станет законы наши чтить — народ и вовсе в грехах изойдет сатанинских!
— Так кто же закон-то эдакий установил, святой отец? — благодушно улыбаясь, спросил Иван.
— Да сам же Сильвестр и слепил его! — смеялся князь Андрей Курбский. — Ишь, книжищу какую накропал — «Домострой»! Благо еще, что читать-то на Руси никто покуда не может, а то извелся бы вовсе человек русский. Уж царю-то хоть послабление некое сделал бы, поп неистовый! Сам-то, поди, успел наследника себе выродить… И как он только время для сего действа выкроить-то смог, а, Сильвестр, человек Божий? Ты б уж поведал бы нам науки для.
— Скалься, скалься, князь! Ужо грехи-то твои в ад тебя затащат! А ты чего молчишь, митрополит русский? С головы грех-то идет, народ наш во грехе чахнет.
— Не зачахнет, поди ж ты, весь-то… — с улыбкой промолвил Иван. — Ты вот, поп безгрешный, останешься да и продолжишь род наш русский!
— Тьфу на вас, охальники! Сорок поклонов завтра же в соборе положите!
— А митрополиту как же? — прогудел своим густым басом князь Иван Мстиславский.
Макарий в сердцах стукнул об пол посохом и тихо проговорил:
— О делах пеклись бы державных, а не скалили бы зубы попусту!
— На пустяках зубы и точатся, а на делах ломаются… — заметил игумен Левкий, всей своей тощей спиной приклеившийся к теплому изразцу большой печи. От явного удовольствия он прикрыл глаза и блаженно причмокивал своими сухими и тонкими губами. — В Священном Писании сказано…
— О Священном Писании потом нам поведаешь, святой отец, — оборвал его царь. — Скажи-ка прежде, не являлись тебе внове сны вещие о рождении наследника престола нашего?
— Господь Бог в неизреченной мудрости и доброте своей ниспослал царице нашей светлой мужское зачатие. Сие вымолили святые отцы чудовские и я, раб Божий, настоятель и пастырь их. Родится наследник, государь.
— Ожидай вклад наш прещедрый, отче! Молись неустанно и братию свою подвигни на молитвы святые. Кормиться-то сейчас есть ли чем чудов-ским богоугодникам?
— Вовсе оскудели, государь… Землицы-то у нас нету, пахарей тоже не держим. С чего животы наши от спины отделятся? Молитвами едиными и живы покуда.
— Родится наследник, землицы да людишек при ней дадено будет сверх меры.
— На том уповаем денно и нощно. Благослови тебя Господь, государь.