Москва-Лондон. Книга 1

— Добро, ах, добро, Алеша, благослови тебя Господь! — радовался царь. — Гляди, не остудись в работе-то сей. На тебя — вся моя надежда после помощи Божьей… Ну а с деньгами-то как ты обходишься?

— Денег уходит множество, государь, — уклончиво ответил Адашев.

— А сколько в казну собрано за год минувший?

— За три миллиона, государь, перевалило…

— А на войну сколько нам надобно? Подсчитал ли?

— Едва за три года сборов уложимся…

— И как же ты сочтешься, Алексей Федорович?

— Казна твоя далеко не пуста, да и Казань — вовсе не степь безродная… Сказывают купцы иноземные, да и наши вкупе с ними, о богатствах там несметных…

— Но Казань еще взять надобно… — со вздохом заметил Иван. — На свое покуда надейся. Деньгами попусту не сори! Казань надолго приковать нас может, а там ведь еще и Астрахань своей череды дожидается… Деньги… деньги… А скажи, Алексей Федорович, сколько народу в державе нашей живет и Господа Бога нашего славит?

Адашев тяжко вздохнул и пожал плечами.

— Никто досель знать сего не желал… — сказал он. — Велел я всем наместникам твоим, государь, переписать всех, кто под ними обретается, стар ли, мал ли, мужик али баба, при дворе своем али как иначе. Год уж из животов ихних вытаскиваю вести сии, но и до половины еще наместников твоих так и не ответствуют…

— А ты бы вместе с кишками тащил их! Глядишь, в два-три месяца и управился бы! — заметил Иван. — Наместники наши толстобрюхие иного разговора не ведают. А ты заставь всех без проволочек выполнять наших изб приказных указы! Секи без жалости и счета те головы, в коих умишка нету! Не устоит держава наша, коли всякий сам себе законы выпишет… Спесивых гони в шею, хотя бы они кровями к самым первым восходили! Царство отныне у нас — не хлябь удельная! Всем в головы сие вбивай, а коли не войдет — отсеки их, чтоб попусту не болталась! А все же, без счету поголовного, а так, вприкидку, сколько же у меня людишек-то разных по городам да весям обретается?

— Думал о том да прикидывал я, государь, многократно, и получается у меня никак не менее семи миллионов, — ответил Адашев. — Через два года, государь, точно знать будешь, ибо пошлю я людей своих доверенных по всем землям да городам твоим точной переписи подданных твоих ради. Без того управлять государством невозможно!

В глубокой задумчивости Иван сделал несколько кругов по комнате и снова выпил братину густого красного вина.

— Семь миллионов… — бормотал он. — Семь миллионов… А в казну налогами сдается лишь три… Воровство… Сущее воровство… Таят высокородные, державу мою впроголодь держат, голову поднять не дают ей, чтобы на свет божий лишь из-под локтя глядела! Эдак-то государя своего на цепи держать способнее — ручной он им нужен… Ан доберусь же я до животов ваших, ой как доберусь! Не видать вам царя ручного как ушей своих! Ах, сколько же миллионов забито в сундуках ваших! Три миллиона… три миллиона… Так державе нашей и по миру пойти недолго. Думай, Алексей Федорович, думай, как в казну державную ежегодно десять миллионов ссыпать, а чрез время малое — и вдвойне поболее! Думай о таком законе новом да накоротке. Думай… Думай… Думай… Спрашивать о том стану с тебя частенько, ибо без того царство наше не выстоит, захиреет, надломится и падет, точно кляча заезженная… Людей умных поднимай, наших ли, иноземцев ли, но дело это премудрое знающих. Быть может, из вас кто-нибудь, ближние мои, дело сие поднять может? Чего скажешь, дьяк мой многомудрый? Может, ты ведаешь, как это семь миллионов людей в моей державе в казну ее лишь три миллиона рублей отдают, а? Ведь если бы хоть по рублю отдали — семь миллионов в казне бы оказалось, но не три! Это что же, князь Курбский, или князь Мстиславский, или ты, князь Курлятев, за год в казну жалуете от достатков своих лишь по полтинничку? В ножки вам царь поклонится за щедроты ваши! А вслед за вами — и всем иным высокородным! Ты бы, Алексей Федорович, изыскал времечко да людишек башковитых и за год сей такой закон о податях изготовил, чтобы для казны нашей места в подвалах да подклетях не хватило! И ты, Иван Михайлович, о том же думай! И вы, князья высокородные… Уж лучше сами поделитесь с казною, чем она вовсе отберет на себя прибытки ваши! И ты, митрополит наш ученый, бережешь сундуки церковные да монастырские… Гляди, о Боге да о Священном Писании служители твои меньше думать стали, нежели о золоте. Подумай и ты, как с казною державной поделиться! А чтобы мыслилось тебе легче, сдай в казну тотчас же полмиллиона на оснащение да на прокорм воинства нашего Христова — иноверцев ведь бить-то идем, кровь за святое дело Господне лить станем… да не по капельке, видать… Полмиллиона — сущая безделица для нашей святой церкви! И напоминать о сем больше не стану, отец мой… А больше дашь — в ножки тебе склонюсь!

Митрополит Макарий вовсе распластался спиною по печи. Он поднял было посох, но без стука опустил его на пол. Промолчал…

— Что, Иван Михайлович, сопишь-то? Лучше поведал бы нам, что окрест державы нашей творится-то?