— Мне кажется, — вздохнула Диана, — я старше их всех… Моя любимая прабабушка сказала мне как-то, что беременная женщина чувствует себя самой старшей и важной в своем роду. Так и я… Ах, ты можешь себе пред- ставить, любовь моя, что я — беременна, а ты мой супруг? Ты мог себе представить нечто подобное всего больше месяца назад?
— Только во сне! — радостно засмеялся Ричард. — Впрочем, должен тебе признаться, что, увы, не видел еще ни одного сна в своей жизни.
— О Господи, — журчал, словно тихий лесной ручеек, голос Дианы, — за что Ты столь сурово наказал моего любимого супруга? Зато я вижу свои сны каждую ночь, но такого прекрасного и удивительного я не видела еще никогда. Ах, я так счастлива… так счастлива…
— Но все-таки ты так и не ответила на мой вопрос. Повторяю: сколько же тебе лет, дорогая моя? Супруг, я полагаю, может и должен знать это.
— О, не сердись, мой милый, я и не думала скрывать от тебя свой возраст. Всего два месяца назад мне исполнилось двадцать три года.
Ричард невольно глубоко вздохнул.
— А мне… — хмуро проговорил он. — Я лишь на пять лет младше твоей матушки. Разве ты сможешь полюбить такого дряхлого старика, как я?
Диана обвила его шею руками.
— Господи, — горячо шептала она прямо в рот Ричарду, — вразуми супруга моего… Неужели ты никогда не слышал, что женщина всегда старше мужчины на целую жизнь?
— Выходит, я сущий младенец по сравнению с тобою?
— Просто грудное дитя, и я обожаю тебя! Вот так… вот так… Ах, мой милый, закрой, пожалуйста, дверь на задвижку…
…В Монсе сжигали четырех ведьм и их четверых пособников одновременно. Четыре супружеские пары. Прегрешения их были столь велики и разнообразны, что никто в городе толком не знал, за что же, наконец, они были столь сурово осуждены священным трибуналом инквизиции. Впрочем, что гораздо важнее, не знали этого и сами жертвы гнева Господнего, хотя земные слуги его и судьи вещали об этом на всех перекрестках.
А сама казнь?! Сжигание на кострах живых людей…
Кто же принес ее в цивилизованную Европу? Дикари-людоеды черной Африки? Каннибалы далеких и безымянных еще островов южных морей? Краснокожие люди Нового Света? Беспощадные собиратели человеческих черепов с необъятных просторов азиатских степей и пустынь? Но кто, кто же первым додумался до столь дикой, столь нечеловеческой, столь жестокой, столь изуверской и садистской казни людей?
Вероятно, изобретя огонь, люди нет-нет да и подкладывали в свои очаги и костры вместе с хворостом и тела убитых ими врагов своих. Многие народы сжигали тела своих покойников в надежде облегчить их душам путь в иную жизнь. Кто-то, где-то, когда-то таким образом творил суд над самыми злокозненными врагами своими. Но чтобы сделать костер обыденной мерой наказания инакомыслящих или даже, скорее, — просто мыслящих людей, и не только поодиночке, но одновременно десятками и даже сотнями, — о, до такого изощренного способа массового уничтожения людей могли додуматься, безусловно, лишь те, кто ближе всех были к самому Господу Богу: ибо кто же еще мог знать волю его и меру гнева его?
В 1471 году на папский престол в Риме взошел Сикст IV. Как и практически все его предшественники, он денно и нощно пекся о пополнении своих кладовых деньгами любого достоинства. Объявленный им новый Крестовый поход за спасение Гроба Господнего кончился тем, чем и должен был кончиться: огромные деньги, собранные во всех странах Европы для его осуществления, осели в тайниках этого Божьего угодника, в бездонных тайниках-пропастях. Обширнейшие и богатейшие земли он щедрой рукою раздаривал своим неисчислимым непотам (племянникам). Люди повсеместно роптали: «Реальными турками являются в настоящее время папские племянники». Жадный, ненасытный скопидом, Сикст соперничал в богатстве со знаменитым флорентийским банкирским домом Медичи.
Вот этот-то наместник Божий на многогрешной земле нашей и заклеймил на веки веков имя свое введением инквизиции в Испании. Он был инициатором первых крупных сожжений «еретиков» в этой стране. Самый первый из этих дьявольских шабашей состоялся в феврале 1481 года в до- стославном испанском городе Севилье. Для удобства судей Божьих было даже построено особое сооружение для постоянных сожжений, названное кемадеро, остатки которого сохранились в Севилье (слава проснувшемуся разуму человеческому!) в качестве исторического памятника и по сей день, свыше пятисот лет спустя.