В судьбе Брюса действительно есть что-то загадочное. Мы до сих пор почти ничего не знаем о его внутреннем мире и быте, особенно в последние годы, проведенные графом почти в отшельническом уединении. Все это тоже открывало богатые возможности для народной фантазии.
Известно, что Брюс сам точил и полировал стекла для телескопов и подзорных труб. После его смерти их хватило на всю тогдашнюю Академию наук. Именно Брюс впервые в науке проводил сравнительные испытания отражающей способности стеклянных и металлических зеркал.
Особо интересовала его проблема получения высококачественных металлических зеркал к катодиоптрическим, то есть отражательным, телескопам. Брюс обладал большими познаниями в области технологии шлифовки и полировки стекла и металла. В Эрмитаже хранится металлическое вогнутое зеркало от большого зеркального телескопа, со следующей, вырезанной на оборотной его стороне, надписью: «Зделано собственным тщанием графа Якова Вилемовича Брюса 1733 году августа месяца». Рабочая, то есть отражательная, сторона этого зеркала выполнена с такой тщательностью, которой мог бы позавидовать любой «инструментальщик» оптик, не только того времени, но даже и конца XVIII века.
Показательно, что, работая над той или иной проблемой в области естественных наук, Брюс в первую очередь интересовался возможностью практического применения полученных результатов. Вот что он писал по этому поводу в предисловии к первой петровской геометрии 1708 г. «Приемы циркуля и линейки»: «Феоретик может применен быти ремесленнику, художествие разумеющу, а не действующу. Инженеру же, добывающу крепости на бумаге, корабельщику же, в доме своем на морской маппе с компасом щастливо в Америку ездящу». Чистая теория – это только, как считал Брюс, «основание, на нем же никогда строится. Яко великия медные пушки и мартиры, которыя токмо в цейхгаузе держатся, а в поле никогда возятся, и корабли, которые в гавене гниют».
В описи кабинета Брюса, составленной после его смерти, значатся, например, такие вещи: «зеркало кругловитое небольшое, в котором кажет большое лицо»; «раковин разных больших и малых»; «туфли китайские, плетеные из травы»; «гриб каменный»; «тыква индейская»; «кость мамонтовой головы»; «янтари, в которых есть мушки»; коробочка с «маленькой натуральной змейкой» и тому подобные диковины. Некоторым предметам чиновники даже не могли дать определение и потому писали бесхитростно: «некакой фрукт продолговатый», «два мячика некакого фрукта»… Недаром французский посланник Кампредон, советуя в 1721 году своему правительству, каким образом завоевать расположение Брюса, подчеркивал, что Яков Вилимович не из тех, кого можно подкупить деньгами (их у него и так было с большим избытком), и предлагал использовать его собирательский азарт: «Его королевское величество доставил бы ему большое удовольствие, если бы подарил ему гравированное по приказанию покойного короля собрание эстампов королевских дворцов».
Подкупить деньгами Якова Вилимовича, действительно, было мудрено. По своим должностям он мог спокойно класть в собственный карман такие казенные суммы (поскольку убедился, что его, Брюса, Петр за это карать не будет), что никакого французского золота не хватило бы, чтобы завоевать его благосклонность.
Интересовался Брюс и этнографией. Вот только одна история. Землепроходец В. В. Атласов из Великого Устюга, посланный в 1697 году обследовать камчатские земли, вернулся в Москву с маленьким желтокожим человеком. Атласов нашел его у камчадалов, которые рассказали, что пару лет назад к их берегу прибило большую лодку с незнакомыми людьми. Непривычные к суровому быту и скудной еде, они быстро поумирали (или были убиты камчадалами). Остался лишь один. В отчете, составленном в 1701 году, Атласов писал: «А нравом тот полоненик гораздо вежлив и разумен». Когда пленник увидел Атласова и его спутников, то «зело плакал» от радости. Он почувствовал, что это не варвар, а представитель пусть иной, но цивилизации. Чужеземец успешно выучил русский язык. В Москве удалось, наконец, выяснить, что это японец, первый представитель этого народа, оказавшийся в России. И даже люди просвещенные слабо представляли, где именно находится эта таинственная, сознательно изолировавшая себя от внешнего мира страна и что за народ там живет. Атласов в отчете называл его «индейцем». В бумагах же Приказа артиллерии его назвали «Апонского государства татарин именем Денбей».