К концу 1941 года московские архитекторы разъехались кто куда. Большинство получили назначения на Урале и в Сибири. В декабре Бровченко отправили в Новосибирск: ее бригаду определили в подчинявшийся армии строительный трест «Военпроект», который преобразовывал тракторный завод в танкостроительный[306]
. Предприятие нужно было расширить, а рядом с ним в короткие сроки выстроить целый городок с двухэтажными типовыми жилыми бараками для рабочих. «Все это там быстро-быстро, очень быстро, организованно делалось, – вспоминала Бровченко. – И я уже увидела все осуществленное за несколько месяцев работы там»[307]. В 1943 году Бровченко вместе со строительной бригадой «Военпроекта» отправили в Киев. Работая в суровых условиях в только что отвоеванном у немцев и сильно разрушенном городе, Бровченко вместе с товарищами («несмотря на то, что архитектором считалась», как заметит она позже) строила завод из любых подручных материалов[308]: «Это все были исключительно любопытные вещи, которые ни в каких каталогах и ни в каких учебниках не значились… Это все придумывалось на ходу, чтобы все это было быстренько и из простых материалов»[309]. Архитекторы, приступившие в 1941 году к обслуживанию военных нужд, скорее всего раньше не разбирались в деталях такого строительства и не интересовались им. Но к 1945 году многие из ведущих московских зодчих получили непосредственный опыт работы в области скоростного и упрощенного строительства, столь востребованного в военное время.Новые связи, возникшие между архитектурой и оборонной промышленностью, не всегда превращались в идеальный союз. В ноябре 1941 года Молотов получил донесение от начальства УСДС о ситуации со строительством на Урале. Андрей Прокофьев, начальник УСДС, докладывал, что хотя у Уральского алюминиевого завода хватает материалов, а рабочих на стройплощадке даже в избытке, в строительных бригадах плохая дисциплина и из-за недостаточного снабжения они не готовы выполнять работу зимой[310]
. Иофан, в свой черед, обратился к Молотову, прося еще вмешаться. Он сообщал, что «здесь еще не переключились на быстрое, простое по конструкциям и основанное главным образом на местных материалах строительство заводов и жилища». Иофан докладывал, что заводские строители продолжают использовать сталь и другие металлические материалы и что жилье строится по ранее утвержденным проектам – «часто многоэтажное, кирпичное». Далее Иофан писал, особо подчеркивая свою мысль: «Как из этого видно, требуется сейчас как никогда вмешательство опытных проектировщиков и строителей[311]. Необходима быстрая перестройка проектирования и строительства»[312]. Иначе, утверждал Иофан, уральские заводы так и не смогут в полную силу работать на нужды войны.Иофан обращался к Молотову со своего рабочего места – из Народного комиссариата цветной металлургии СССР (Наркомцветмета), перенесенного в годы войны в Свердловск. Но в ноябре 1941 года мысли архитектора не ограничивались текущим строительством, которого требовали нужды обороны. Иофан сообщал Молотову, что с начала войны он и его команда продолжают работу над проектом Дворца Советов. Хотя у них появились «некоторые новые идеи», его команде, отправленной в Свердловск, очень мешают стесненные бытовые условия: «До сих пор у нас нет рабочего места, жилья, хотя местные власти нам и обещали вначале помочь, но, очевидно, некоторые из товарищей здесь недопонимают всю важность нашей работы, и решение этого вопроса затянулось»[313]
. Иофан просил Молотова выпустить официальное постановление Совнаркома, чтобы проектировщики Дворца Советов получили половину жилой площади в общежитии, недавно построенном для технического персонала Наркомцветмета. Иофан просил также, чтобы тридцать человек – названные им по именам архитекторы, скульпторы, художники и инженеры – были освобождены от призыва и вновь приписаны к УСДС[314].