Москва Поднебесная

– За последнюю неделю в объективной реальности произошло несколько изменений, которые никак не предусмотрены графиком судьбы. Они вносят существенный дисбаланс в событийную колею, и это грозит обернуться крахом не только для людей, но и для всех нас! – Он произнёс это с таким трагизмом, что Елисею-Носфературсу показалось: речь идёт как минимум о ядерной катастрофе планетарного масштаба.

– Подождите, – насторожился Нистратов, нахмурившись, – я никак не пойму: о чём вы?

– Да как о чём! – взорвался Метатрон. – Да хоть бы об Останкинской телебашне!

– О телебашне? А разве это не очередная газетная утка? Они же всегда чёрт-те что пишут…

– В этот раз всё серьёзнее. За те двое суток, что ты находишься здесь, произошло ещё кое-что, и произойдёт в будущем, если мы не среагируем решительно…

– Двое суток? – лицо Елисея вытянулось баклажаном. – Да я тут не более часа нахожусь…

– Время – материя специфическая, для кого-то течёт быстрее водопада, для кого-то тянется медленно, как густой мёд. Сейчас мы находимся в рамках необъективного мира, и наше времяисчисление отличается от человеческого.

– То есть, вы хотите сказать…

– Именно, – подтвердил Метатрон, – более того, мы сейчас можем заглянуть далеко вперёд, в будущее. Но проблема в том, что вариантов будущего неисчислимо много, и, по сути, нам это ничего не даст. Но ситуация, возникшая, кстати, во многом по твоей вине, – Метатрон косо посмотрел на Нистратова, пытающегося сообразить, как могло пройти двое суток за время его пребывания внутри кургана, – может привести к тому, что специфика взаимодействия мира объективного и нашего, будем говорить, божественного, изменится кардинально!

– По моей вине? – в голосе Елисея дрогнула расстроенная струна.

– Да! Ты непосредственно приложил к этому руку, а точнее сказать, не приложил в своё время, чтобы данной проблемы избежать.

Новоявленный Носфературс трагически погрустнел, чувствуя себя, как раскаявшийся жулик, и, подняв очи, жалостливо посмотрел на стоящего над всеми ангелами. Тот, впрочем, взирал на Нистратова благодетельно и, как видно, не собирался его испепелять божественным огнём.

– Когда ты был ангелом, – произнёс Метатрон торжественно, – ты, перед тем как стать отчужденцем, не завершил свою работу до конца! – Он выжидающе посмотрел на Елисея, будто надеясь, что тот сам вспомнит о своём промахе.

– Я всё хотел спросить, – Нистратов нерешительно пожевал губу, – что это значит – «отчужденец»?

Метатрон будто ждал вопроса. Он распрямил плечи и сразу стал как будто выше ростом, губы его вытянулись в полосочку ехидной улыбки, а глаза засияли, как два горящих в слоях атмосферы болида.

– Отчужденцы – высшие создания, пожелавшие стать людьми, дабы вкусить плотских радостей и забыть знание!

– Но зачем? – удивился Елисей. – Ведь человек, наоборот, всю жизнь стремится к знаниям, а многие сознательно лишают себя плотских удовольствий?

– Парадокс! Но в том-то и дело, ведь человек искренен в своём стремлении, он всю жизнь сомневается, подвергается соблазнам, ищет суть и смысл. Этого нет в нас, высших созданиях, и потому многие становятся отчужденцами лишь для того, чтобы пережить настоящие эмоции: страх, радость, разочарование, успех, может быть, славу, любовь, ненависть. Не знаю, что конкретно привлекло тебя, Носфературс, но и ты не устоял перед соблазном стать смертным.

– Но… – задумался Елисей, – если я стал смертным, значит, я умру?

– Конечно.

– И что потом?

– Как – что? – искренне изумился Метатрон, но опомнился. – Ах, да, ты же…

Договорить он не успел, в этот самый момент в комнату вбежал Гор. Вид у него был такой, будто он только что выпрыгнул из горящего самолёта, приземлился в кишащий ядовитыми змеями овраг и, еле выбравшись, полдня провёл в вагоне метро в час пик.

– Кто? – панически вскричал Метатрон.

– Ми… Михаил, – выпалил запыхавшийся Гор и посмотрел на Нистратова подозрительно и хищно, – у него, по всей видимости, маяк. – Он вытянул в сторону Нистратова когтистый птичий палец и угрожающе покачал им перед носом бывшего ангела.

Метатрон с ужасом повернулся к Елисею, в глазах сквозило непонимание, словно он смотрел на родного брата-предателя, продавшего его в рабство кровожадным кочевникам.

– Ты с ним заодно?

– С кем? – Нистратов похолодел, подозревая, что опасения насчёт возможности лишиться жизни слишком рано улетучились.

К нему подошёл Гор, голова которого минуту назад была человеческой, но вновь стала птичьей, и пронзительно-злобно измерил его животным взглядом. Он протянул страшную лапу с когтями, острыми, как скальпель, к трясущейся груди, взмахнул живописно, разрезав ткань пиджака, и Елисей подумал, что вот и пришла его смерть, а боли он не чувствует из-за ювелирной работы убийцы.

Однако вместо того, чтобы уронить на пол тело, Нистратов уронил искусно отрезанный карман пиджака, из которого белой ласточкой выпорхнул квадратик бумаги.

Внутри Елисея всё сжалось, как вселенная перед великим взрывом, и он замер, вытаращив глаза на планирующий листок.

Метатрон поднял его и прочитал.