Москва Поднебесная

Богдан тогда горько плакал, кусая губы, но не кричал. Да и плакал он, если говорить откровенно, не от боли, а скорее, от обиды, что наказание его, постыдное и унизительное, наблюдает Светка Орлова из пятого отряда – веснушчатая пионерка с заметно оформившейся грудью и длинной русой косой. А в неё Богдан был по уши влюблён. Подливала масла в огонь обиды и ехидная Светкина ухмылка, сияющая на окроплённом солнцем лице, как кривой татарский кинжал. Она впивалась в сердце маленького вора, терзая проворовавшуюся плоть. К счастью для Орловой, Богдан так и не узнал, что заложила его именно она. Это она видела, как тощеногий, вечно перемазанный в грязи Мамедов, крал взращённые чужими руками плоды. Это она прибежала в вожатскую и, теребя маленькими пальчиками упругую косу, пискляво наябедничала старшему пионервожатому Валентину, что Мамедов из третьего отряда вышел за территорию лагеря и тайком рвёт сливы. Вероятно, сам Господь спас не по годам оформившуюся отличницу Орлову, старосту класса и прилежную пионерку, от мести, которую Богдан замыслил тогда впервые в жизни.

Ночью, когда вожатые, напившись вина вприкуску с сочными сливами, конфискованными у Мамедова, разошлись по палатам, Богдан вылез из окна, и по кирпичному парапету, словно шпион, скрытый покрывалом ночи, прокрался к окну своего обидчика Димитрова. В окно он полез оттого, что на ночь палату мальчиков запирали на ключ, дабы те не шастали по корпусу и не навещали спальню девочек, чтобы вымазать их зубной пастой, а то и ещё с какой неподобающей возрасту целью. Как он хотел отомстить, он и сам не знал, но взял для чего-то с собой опасную бритву, которую стащил днём у повара Петренко, похожего на хряка с брошюры «Свиноводство в СССР», которая висела неизвестно для чего в красном уголке пионерского лагеря. Повар, чья щетина отрастала со скоростью бамбука, пропажу бритвы обнаружил сразу, но и в мыслях у него не было, что украл её двенадцатилетний мститель.

Когда Богдан, преодолев дистанцию в добрых двадцать метров, приблизился к распахнутому окну отдельной комнаты вожатого и заглянул туда кипящим от ярости глазом, он увидел, что тот вовсе не спит (на что надеялся оскорблённый сливорасхититель), а совершает что-то невообразимое с комсомолкой Натальей, пионервожатой пятого отряда. Совершенно голые пионер-руководители, скрипя пружинистой койкой, ворочались и стонали, словно два борца в схватке на соревнованиях по греческой борьбе.

Богдан решил, что ненавистный Димитров попросту хочет задушить свою коллегу, и в его молодой крови к мести примешалось ещё и благородное желание спасти красавицу-пионервожатую от неминуемой смерти. К миловидной вожатой Наталье Мамедов испытывал симпатию, потому что однажды та, погладив Богдана по голове, презентовала ему сахарного петушка на палочке и назвала настоящим пионером за то, что он вызволил с ветвей дерева залетевший туда воланчик.

Зажав в зубах бритву, Богдан, словно танцующий лезгинку джигит, встал в полный рост, проявившись в распахнутом окне (до этого он конспиративно сидел на корточках, еле удерживаясь на кирпичном, осыпающемся от старости парапете) и хотел незаметно влезть в комнату, как вдруг оба вожатых, прекратив борьбу, резко повернулись в его сторону. Вероятно, их внимание привлёк звук оторвавшегося от парапета фрагмента кирпича, который, пролетев трёхэтажную высоту, гулко стукнулся о землю.

Увидев в окне Богдана, старший пионервожатый Валентин, ничуть не стесняясь наготы, слез с потной, блестящей странным мутным взглядом Натальи, которая, как показалось Мамедову, осталась крайне недовольна, что убийство её прервали, и предстал перед двенадцатилетним пионером во всей своей мужской обнажённости, уперев руки в бока.

Между ног у старшего пионервожатого покачивался огромный, блестящий в свете жёлтой лампы монстр. Почему-то, как только взгляд юного мстителя упал на сиреневый, налитый внутренней, непонятной малолетнему Богдану силой, невероятных размеров орган вожатого, вся его спесь и жажда мести моментально улетучилась, и место их занял животный неосознанный страх. Мамедов вскрикнул и, не удержав равновесия, полетел вниз, махая руками, словно терзаемое ветром чучело.

Ночью неудачливого мстителя госпитализировали. Упав, Мамедов сломал руку и получил сильнейшее сотрясение мозга.

– Было бы выше на этаж – убился бы! – констатировал врач, забиравший Богдана в больницу.

В дальнейшем сотрясение сказалось частичной потерей памяти и внезапными вспышками гнева. Так закончилась первая в его жизни месть. Так Богдан на все оставшиеся годы сделался жестоким.