«Час от часу не легче, – подумал я. – Одних влекут горы и светлые морские просторы, лесные дали, а этого – куда-то во мрак подземелья, от света белого, тянет. Что ж, пусть лучше изливает свою пещерную тоску, чем снова читает лекции…»
Семен яростно рванул ворот рубахи, будто подземелья не просто манят его в дорогу, а уже накинули на шею петлю.
Ну, разве можно такое событие не залить еще одним глотком водки?
Ни от одной из присутствующих сторон возражений не последовало.
Выражение лица моего собеседника снова изменилось. Один глаз Семена смотрел на мир дерзко и вызывающе, будто, не дожидаясь завтрашнего дня, он вот-вот сорвется с места на поиски пещер. Другой глаз источал все больше и больше печали.
– Засосут они меня. Так и помру во мраке подземелья, – грустно возвестил Семен.
– Да гони ты эту кручину пещерную!.. – посоветовал я, забыв добавить, куда…
– Дело говоришь, – одобрительно кивнул Семен, тут же нагнулся и вытащил из-под стола старенький баян. – Эх, разгоню тоску-печаль!..
Взвыл, будто от внезапной боли, баян. Непослушные пальцы Семена тяжело прошлись по кнопочкам.
«Есть за дальними туманами гора… Есть за дальними туманами гора…», старательно прохрипел Семен. Однако, дальше этих слов дело почему-то не пошло.
«Есть за дальними туманами гора…», снова попытался он преодолеть загадочную «гору за дальними туманами». Но проклятая вершина почему-то не поддавалась. Слова застревали в глотке пещерного барда, будто упирались в непреодолимое препятствие.
Мне так и не удалось узнать, о какой горе хотел поведать певец, и где она расположена.
Всхлипнул, тяжело вздохнул напоследок баян и снова очутился под столом.
Семен потянулся к кружке и обреченно проговорил:
– Ничего не дают делать, шоршуны треклятые. Ни песню спеть, ни погулять, ни поспать как следует.
– Кто?.. Кто такие? – заинтересовался я.
– Шоршуны… Твари такие, или духи, пещерные. Как привяжутся, так не отделаешься от них никогда, – обреченно пояснил Семен. – Маленькие, прыткие, – будто чертенята. Пользы никакой, а вот пакостить – горазды.
Я взглянул на опустевшую бутылку и решил, что принятая доза соответствует началу «содержательного разговора» о привидениях, чертях и всякой прочей нечисти.
Даже у тех, кто не верит в подобную белиберду, оспиртованная душа сама тянется к таким беседам.
– И нет с этими шоршунами сладу, – снова пожаловался Семен. – И крест мой нательный их не отпугивает.
– Да как хоть они выглядят? – поинтересовался я. – Вроде гномов, что ли?
Собеседник пожал плечами и неопределенно махнул рукой.
– А когда как… Вытворяют, что хотят. То гномиками прикидываются, то козлами по пещере скачут, то в мышей летучих превращаются или в крыс. И все норовят поглубже в подземелье завести и подножку перед пропастью подставить. Веревки зубами перегрызают. Свечи задувают, фонари гасят, во флягу со спиртом плюют, если не поделишься с ними, окаянный народец.
Семен покосился на меня и сокрушенно вздохнул.
– Слыхал, небось, в старину бывалые «пещерники-скитальцы», когда к свету белому выходили, всю одежу по сто раз перетряхивали. А для чего?..
Семен сделал многозначительную паузу, но, не дождавшись моего ответа, продолжил.
– Чтоб шоршуны отстали… Они ведь и малым камушком прикинуться могут, и в кармане затаиться. А потом всю жизнь покоя не давать, в пещеры заманивать, прельщать сокровищами.
Семен снова вздохнул: видимо, вспомнил еще какие-то проказы мелких пакостников.
Этот заговор мне довелось услышать не только от «пещерника» из Марьиной рощи. Произносили его и тушинские, и пресненские старожилы. Но в какие времена появился заговор московских подземельных скитальцев, – никто из них не знал.
Так ли дословно звучал в старину этот заговор – не знаю. Но Семен-Мрак полагал, что люди еще в XIX веке его произносили, попадая в московские рукотворные и естественные пещеры.
В давние времена особенно «знались» с подземельями Первопрестольной колдуны и ведьмы с Пресни, Зарядья, Остоженки и Тушино. А еще ворожеи из того района, что в старину звался «Заморочные лазы». Находился он где-то неподалеку от современной Кропоткинской набережной.
Именно там якобы находились так называемые «предсказательные пещеры». В них московские колдуны и ведьмы отправляли понятные только им самим обряды. Подобные подземелья, как утверждают знатоки древних тайн, есть и в Алешкинском лесу, где-то на Воробьевых горах и в Лефортово.