Известный историк Николай Иванович Костомаров в середине XIX века писал: «…жизнь каждого русского, по мере большей или меньшей личной наклонности к мистической созерцательности, вся была управляема приметами. Предвещательность и знаменательность явлений для него была так широко развита, что обратилась в систему. В числе запрещенных книг, ходили по рукам волховники, или сборники примет и гаданий, в назидание людям…»
Костомаров отмечал, что самое распространенное верование было в могущество духовной силы человека и в устные или записанные слова.
«Заговор, или примолвление, играл главную роль в волшебстве. Правда, волшебники действовали и посредством разных вещей; но народное понятие приписывало силу не самим вещам, а слову, которое им сообщало эту силу. Сила исходила не из природы, а из человека, из его души…
Даже самое лечение или отрава людей посредством трав приписывались не целебному или вредоносному свойству самих растений по их природе, а человеку, который сообщал им это свойство своею волей, и потому лечение травами преследовалось церковью наравне со всякими другими волшебствами под именем зелейничества.
Полагали, что растение, совершенно безвредное, может быть убийственно, если волшебство сообщит ему злокачественную силу. В 1632 году, во время войны с Литвою, запрещено было ввозить в Московское государство хмель, потому что лазутчики донесли, что какая-то баба-ведунья наговаривает на хмель, чтобы тем хмелем, когда он будет ввезен в Московию, произвести моровое поветрие…»
В XV–XIX веках в Москве особенно боялись отвара из «подземельного корня». Чародеи якобы находили его в пещерах и заброшенных колодцах города. Приобретал этот корень «злую силу» после того, как призрак «сгинувшего во мраке» человека произносил над ним проклятие.
Никто из простых людей «подземельный корень» не видел. Ведьмы и чародеи продавали отраву из него уже в готовом виде.
Особо славились умением изготавливать яды из этого загадочного растения замоскворецкие колдуньи.
Николай Костомаров писал о них: «В самой Москве жило множество колдуний, и преимущественно в Замоскворечье.
Так, в первой половине XVII века там были известны женки: Улька, Наська Черниговка, Дунька, Феклица, Машка Козлиха, как видно из дела, возникшего в 1638 году по поводу подозрения в порче царицы Евдокии. Эти чаровницы предлагали свои услуги посредством наговоров над какою-нибудь вещью.
Таким образом, к московской чародейке Наське Черниговке прибегали женщины, страдавшие от побоев, которыми наделяли их мужья. Колдунья должна была „отымать серцо и ревность у мужьев“, а когда жены жаловались на „холодность мужьев“, приворожить их и отнять „серцо и ум“. Она наговаривала на соль, мыло и белила, приказывала женщине умываться мылом и белиться белилами, а соль „давать в питье и в естество мужьям…“
Конечно, колдуньи применяли в своей ворожбе и „подземельный корень“».
Существует ли он на самом деле? Один исследователь московских тайн еще в начале XX века высказал предположение, что «подземельный корень» – всего лишь давным-давно сгнившие остатки обыкновенного дерева: тополя, дуба, липы, березы, осины.
Замоскворецкая ведьма Феклица славилась своими знаниями подземного мира Москвы и умело применяла их в колдовстве. Ходили слухи, что она «зналась» с призраком «сгинувшего во мраке» и могла вызывать «Чудина-белоглазого», который поселился в московском подземелье еще со времен Ивана Грозного.
О «чуди белоглазой» упоминается в легендах, песнях, сказаниях почти у всех северных народов. Говорится о них и в летописях, официальных документах, многочисленных трудах ученых и в записках путешественников.
Известный русский историк и государственный деятель, сподвижник Петра I, Василий Никитич Татищев писал о народности «чудь»: «Имя сие сарматское, тут значит сосед или знаемый, русские во оное заключали Естляндию, Лифляндию, но после, оставя имя Чудь, все именовали Ливония. Оное положение, как видимо из древних северных и прусских писателей, задолго прежде Рюрика к Руси принадлежало…»
Татищев отмечал, что некоторые летописцы не очень хорошо понимали этнические различия финских племен и чудью называли и предков современных эстонцев, и многие народности, населяющие Беломорье и побережье Северного Ледовитого океана. Для жителей европейского и азиатского Севера всегда оставались загадочными племена, которые в старину именовали «чудь белоглазая», «чудь заволоцкая».
Их считали колдунами, подземными карликами, хранителями кладов и залежей руд, искусными кузнецами, ювелирами, строителями и целителями, добрыми или злыми чародеями и даже людоедами.
Путешественник и натуралист Иван Иванович Лепехин во второй половине XVIII века посетил многие уголки России. О загадочных маленьких людях Севера он писал: «У самоедов и других северных народов существуют предания о живущих под землей людях. Самоеды называют их сирты и говорят, что это народ, занимавший их страну раньше их и который после их прихода ушел в землю и живет еще там».