Не всем открываются «предсказательные пещеры». Не каждого впустят в себя, не всякого – выпустят. Говорят, немало искателей приключений навечно заплутали в пещерах Алешкинского леса. Некоторые знатоки московских подземелий обвиняют в этом духов и всякую нечисть. Но и люди, по их мнению, отчасти виноваты. Поскольку в последние годы в Москве очень досаждают сказочным шоршунам и другим мистическим созданиям метрополитен, строители, диггеры, сотрудники спецслужб, коммунальщики, бомжи, любопытные авантюристы…
В общем, все те, кто будоражит подземный мир по долгу службы и просто так.
Московские поклонники мистики еще в девяностых годах прошлого века заявили о появлении в столичных «ходах-ходиках» каких-то неведомых «новых». Мало было городу старой нечистой силы подземелий! Что из себя представляют эти «новые», – даже знатоки московских тайн не могут толком объяснить. Но утверждают, будто шоршуны и так называемые «новые» иногда являются из подземелий на московские улицы.
Бродят они под разными личинами: то веселыми пьяницами прикинутся, то в стаю шумных ворон превратятся, а то и вовсе носятся по Москве в шикарных автомобилях. Видимо, и нечистая сила порой желает «оттянуться» от подземных забот. Лишь знатоки московских тайн распознают их при встрече и, как в старые времена, восклицают: «Ходики-ходики, темны переходики!.. Чур меня!.. Чур – меня!..»
… – А был как-то случай, – еще в середине пятидесятых годов, – когда один окаянный шоршун, дьяволенок эдакий, золотым самородком прикинулся, – продолжил свою историю подземельных странствий Семен. – Вынес я тот самородок на белый свет и – ошалел от радости: будто счастье на всю оставшуюся жизнь в руках держу. Нет, чтобы рот на молчок повесить, так стал трепаться направо и налево о находке. А на следующий день и началась свистопляска. Настучала одна зараза в милицию, и повязали меня. Прямо отсюда красноперые и увезли на рассвете… – Семен обвел рукой свою комнату.
– Ты хочешь сказать, что нашел самородок в московском подземелье? – удивился я.
– Ага, – кивнул Семен. – Где-то глубоко под Савеловским вокзалом. Там еще речушка очень быстрая пробегает. Даже специалисты о ней ничего не знают…
– Никогда не слышал, чтобы в московской земле золотые самородки попадались, – усомнился я.
– Всякое бывает, – уклончиво ответил Семен. – Еще не то люди теряли и прятали. К тому же здесь шоршун был замешан… В общем, в отделении стали меня шмонать, душу на гвоздь наматывать и грозить всеми карами. А самородка-то нет!.. Придраться не к чему… А я сам не знаю, куда он подевался. Хорошо помню – лежал «рыжий» в потайном кармане куртки, и вдруг – на тебе! – запропастился. Шут его знает, подумал: может, сперли, пока я отмечал в пивной дорогую находку. Бились-бились со мной красноперые, да и отпустили на волю. Только я от них за порог, снова сунул руку в потайной карман, а он, родимый, – на месте.
– Самородок?
– Ага…
– Откуда же он взялся? – Я недоверчиво покосился на собеседника.
Семен развел руками.
– А кто ж этих шоршунов поймет? Вытворяют, что хотят. Не стал я ломать голову, как такое получилось. Снова поперся в пивную: заливать радость, чтоб она не усохла. Там и услыхали залетные шакалы о моем подземельном фарте. Напоили, наугощали, как следует, и вынесли в темный закоулок. Обшарили – нет золота. Стали пытать, а я ничего поделать не могу: так они меня накачали.
На несколько минут Семен умолк. Сидел неподвижно, уставившись в одну точку, будто вспоминал пережитое. Потом вдруг встрепенулся и снова заговорил.
– А когда я на следующее утро поднялся из грязи, да кровь смыл, первым делом решил отыскать шакалов залетных. Думал, отобью свой самородок, а эту падаль залетную порежу на ремни. Да куда там!.. Ни одной их поганой рожи не смог вспомнить…
Пока размышлял, что делать дальше буду, рука сама собой в карман потайной полезла… Мать честная! Самородок опять, как ни в чем не бывало, на месте лежит. Не успел обрадоваться – «воронок» подкатил! И опять меня – в околоток. И опять вопросы и кулаки под ребра… Обыскали – нет золота!
Снова я за порог, а самородок – на месте. И пошло как по кругу. Вползаю в пивнуху, а там уже другие залетные радостно встречают и угощают. И опять я не сдержал язык – расхвастался…
Семен усмехнулся, будто вспомнил радостные минуты.
– А когда в очередной раз очухался от мордобоя, осенило, кто надо мной злокозничает. Ясное дело – шоршун! Решил тогда побыстрее от золота избавиться. Но проклятое – есть проклятое… Ни один барыга не польстился на самородок. Уж я и так, и эдак… На полцены скостил… Втрое… Вчетверо… Не берут, заразы! Учуяли проклятие на рыжевье.
Швырнул я его сгоряча в речку Яузу. Прощай, золото!.. А через час-другой снова его нащупал в кармане. Вот напасть: не могу от шоршунова рыжевья отделаться – хоть тресни! Прихватил я тогда, – уже не помню, сколько, – водяры и отправился в подземелье, неподалеку от Савеловского вокзала, туда, где нашел проклятый самородок.
– А водка-то зачем? Горе или радость залить хотел? – поинтересовался я.