Москва предвоенная. Жизнь и быт москвичей в годы великой войны

После первой половины соревнований лидерство захватил Ботвинник, но впереди было еще десять туров в столице – шахматисты проводили по четыре встречи с каждым соперником. «Москвичи с нетерпением ждали начала второй половины турнира, которая после небольшой паузы (необходимой для переезда участников и судейской коллегии в Москву) была открыта 11 апреля в Колонном зале Дома союзов, – вспоминал Ботвинник. – Колонный зал, к сожалению, не телефонизирован, и комментирование пришлось прекратить. Высказывалось опасение, что поэтому в зале уже не удастся поддерживать ту полную тишину, которая была в Таврическом дворце и которая так необходима мастерам при напряженной турнирной борьбе. К чести московских шахматистов следует указать, что эти опасения были совершенно напрасными, – в Колонном зале поддерживалась образцовая тишина».

Секрет «сознательности» зрителей был прост: в Колонном зале дежурил милиционер, который прогуливался по проходу и внимательно наблюдал за зрителями. Однажды у одного из болельщиков не выдержали нервы – он что-то эмоционально выкрикнул и был немедленно выведен вон. К тому же его оштрафовали.

Ботвинник не упустил своего превосходства до конца турнира и стал победителем. Он на два с половиной очка опередил Кереса, который занял второе место. Замкнул тройку призеров Смыслов, получивший за это достижение звание гроссмейстера. Он стал самым молодым обладателем этого титула в Советском Союзе. В то время ему было всего 20 лет.

Однако Ботвиннику так и не удалось встретиться с Алехиным. Сначала их соперничеству помешала Вторая мировая война, а когда она завершилась, чемпион мира неожиданно ушел из жизни. Что же касается Ботвинника, то он стал сильнейшим на планете в 1948 году, выиграв матч-турнир, проходивший в Гааге и Москве…

Стол на шестерых

После возвращения из эмиграции в СССР Марина Цветаева с сыном Георгием – домашние называли его Мур – скиталась по квартирам. Они жили в Доме творчества от Литфонда, в Москве – в Телеграфном (ныне – Архангельском. – В. Б.) переулке, 9, в квартире 11, потом – на Покровском бульваре, 14/5, в квартире 62. Там они занимали комнату инженера Б.И. Шукста, уехавшего с семьей на работу в Заполярье.

В Москве Цветаевой – грустно, одиноко. Муж Сергей и дочь Ариадна – в тюрьме. Рядом – Мур, но общение не получается. Чаще всего она общалась с поэтом Николаем Асеевым, он пытался ей как-то помочь.

На Мура Цветаева опереться не могла – он хоть и рядом, но мыслями далеко. Сын рослый, красивый юноша, умный, начитанный, отменно владевший французским языком. Но – черствый, холодный. Может, это была маска, защита? «Я живу мировой политикой, мировым положением, я живу судьбами Франции и Европы; я сильно переживаю все международные события, пытаясь объяснить их политическую и диалектическую взаимосвязь…» Это для Мура главное. На втором месте – личная жизнь: учеба, книги, музыка, романтические свидания, футбол и прочие увлечения. И лишь на третьем – судьба матери.

Из письма Цветаевой дочери 12 апреля 1941 года: «У нас весна, пока еще – свежеватая, лед не тронулся. Вчера уборщица принесла мне вербу – подарила – и вечером (у меня огромное окно, во всю стену) я сквозь нее глядела на огромную желтую луну, и луна – сквозь нее – на меня. С вербочкой светлошерстой, светлошерстая сама… – и даже весьма светлошерстая! Мур мне нынче негодующе сказал: «Мама, ты похожа на страшную деревенскую старуху!» – и мне очень понравилось – что деревенскую. Бедный Кот, он так любит красоту и порядок, а комната – вроде нашей в Борисоглебском, слишком много вещей, все по вертикали. Главная Котова радость – радио, которое стало – неизвестно с чего – давать решительно все. Недавно слышали из Америки Еву Кюри…»

Цветаеву приняли в профком литераторов при Гослитиздате, она пытается выпустить сборник стихов, но надежды слабы. Как и ее творческие силы – за весь 1941 год она написала всего одно стихотворение «Я стол накрыл на шестрых…». И моральные – на пределе. Страдания несчастной женщины – великого поэта XX века – усиливают коммунальные мучения. 16 февраля Мур записал в дневнике: «Сегодня у матери с соседкой Воронцовой произошел на кухне скандал, который отравил мне весь день, жалею я мать, что ей приходится жить со склочниками и мещанами. Мне-то наплевать, но мне мать жалко, очень-очень жалко. Ее так легко обидеть и уязвить!..»

И позже: «Вчера был скандал с соседями на кухне. Ругань, угрозы и т. п. Сволочи! Все эти сцены глубоко у меня на сердце залегают. Они называли мать нахалкой, сосед говорил, что она «ему нарочно вредит», и т. п. Они – мещане, тупые, «зоологические», как здесь любят писать. Мать вчера плакала и сегодня утром плакала из-за этого, говоря, что они несправедливы, о здравом смысле и т. п.».

Ну а другие поэты сочиняют. На злобу дня, как, например, Ярослав Смеляков: