В отличие от него Даниил Романович Галицкий малодушно бежал от татар осенью 1240 г. сначала в Венгрию, а потом дальше в Польшу, где оставался до 1242 г., пока татары не ушли из его земли: «…Приеха въ Синеволодьско во манастырь святыя Богородица. Наутрея же воставъ виде множество бежащих от безбожных татаръ и воротися назадъ Угры… Данилови же рекшу, яко: „Не добро намъ стояти сде близъ воюющих нас иноплеменьникомъ!“ Иде в землю во Омазовьскую ко Болеславу Кондратову сынови. И вдасть ему князь Болеславъ град Вышегородъ. И бысть ту, дондеже весть прия, яко сошли суть и земле Руское безбожнии»717
. Ещё раз Даниил Галицкий бегал от татар в Польшу и Венгрию в 1259 г.: «И приде весть тогда Данилови князю и к Василкови, оже Буронда идеть оканный проклятый, и печална бысть брата о томь велми. Прислалъ бо бяше, тако река: „Оже есте мои мирници, сретьтя мя. А кто не сретить мене, тый ратный мне“. Василко же князь поеха противу Бурандаеви со Лвомъ, сыновцемь своимъ, а Данило князь не еха с братомъ, послалъ бо бяше себе место владыку своего Холмовьского Ивана… Владычи же приехавшю к Данилови князю, и нача ему поведати о бывшем, и опалу Бурандаеву сказа ему. Данилови же убоявшуся, побеже в Ляхы, а из Ляховъ побеже во Угры»718.В 1245 г. Даниил отправился в Орду к Батыю, чтобы получить от него ярлык на галицко-волынские земли. В шатре Батыя он стоял на коленях перед татарским ханом, называл себя его холопом и пил по его приказу кумыс: «Во тъ час позванъ Батыемь… И поклонися по обьчаю ихъ, и вниде во вежю его. Рекшу ему: „Данило, чему еси давно не пришелъ? А ныне оже еси пришел – а то добро же. Пьеши ли черное молоко, наше питье, кобылий кумузъ?“ Оному же рекшу: „Доселе есмь не пилъ. Ныне же ты велишь – пью“. Он же рче: „Ты уже нашь же тотаринъ. Пий наше питье“. Он же испивъ поклонися по обычаю ихъ… О злее зла честь татарьская! Данилови Романовичю, князю бывшу велику, обладавшу Рускою землею, Кыевомъ и Володимеромъ и Галичемь со братомъ си, инеми странами, ньне седить на колену и холопомъ называеться! И дани хотять, живота не чаеть. И грозы приходять. О злая честь татарьская! Бывшу же князю у них дний 20 и 5, отпущенъ бысть, и поручена бысть земля его ему, иже беаху с нимь»719
.Что касается правителей Владимиро-Суздальской земли, то от евразийцев можно услышать утверждение, что великий князь Александр Ярославич Невский являлся приёмным сыном монгольского хана Батыя и/или побратимом его сына Сартака, бывшего христианином несторианского вероисповедания, и именно этому союзу Русь обязана своим спасением от «западной крестоносной агрессии». В ответ на просьбу о доказательствах евразийцы ссылаются на труды Льва Гумилёва. В них мы действительно находим подобное утверждение. Впервые оно встречается в вышедшей в 1970 г. книге Гумилёва «Поиски вымышленного царство», которую предваряет выразительное посвящение «Братскому монгольскому народу»: «У древних монголов бытовал трогательный обычай братания. Мальчики или юноши обменивались подарками, становились андами, назваными братьями. Побратимство считалось выше кровного родства; анды – как одна душа: никогда не оставляя, спасают друг друга в смертельной опасности. Этот обычай использовал Александр Невский. Побратавшись с сыном Батыя, Сартаком,
Отметим бытующий у евразийцев трогательный обычай не обосновывать свои утверждения не только ссылками на исторические источники, но и вообще какими-либо аргументами, прекрасно иллюстрируемый приведённой цитатой из их духовного отца. Вопрос побратимства Гумилёв вновь поднимает в книге «Древняя Русь и Великая степь», увидевшей свет в 1989 г., из которой ясно, что его взгляды на данную тему претерпевали определённые изменения: «В 1251 г. Александр приехал в орду Батыя, подружился, а потом побратался с его сыном Сартаком, вследствие чего
Итак, из скромного «как бы родственника хана» Александр Невский под гумилёвским пером превращается со временем в полноценного «сына хана», а отведение им многих бед от русской земли принимает форму приведения на Русь татарского войска. Однако, как и в первом случае, какие-либо ссылки на исторические источники или аргументация напрочь отсутствуют. Удивлять нас это не должно, потому что ни один письменный памятник не содержит упоминаний о побратимстве Александра Невского с Сартаком и/или его усыновлении Батыем или хотя бы намёка на подобные отношения.