Москва разгульная

Именно Первая мировая война способствовала тому, что кокаин (наряду с морфием) стал в России «культовым» наркотиком. Это случилось потому, что военные врачи активно использовали морфин в качестве сильного обезболивающего при ранениях. Позже, вслед за ломкой, приходило состояние болезненной апатии, с которым боролись при помощи кокаина. Кроме того, на время войны в стране ввели сухой закон, под запрет попали не только водка, вино и самогон, но даже пиво. В этих условиях горожане быстро нашли замену алкоголю в доступном поначалу белом порошке. Наркомания охватила все слои общества.

Представители «дна» были самыми активными потребителями кокаина. Иллюстрация Юрия Анненкова к поэме «Двенадцать» – Катька

Не раз упоминал в своих произведениях губительный наркотик Михаил Булгаков. Например, в «Белой гвардии»: «…в табачном дыму светились неземной красотой лица белых, истощенных, закокаиненных проституток»; «Излечи меня, о Господи, забудь о той гнусности, которую я написал в припадке безумия, пьяный, под кокаином»…

Кокаинистом был генерал Яков Александрович Слащев – один из организаторов обороны Крыма, прототип генерала Хлудова из булгаковского «Бега». В образе Хлудова любой психиатр без труда угадает законченного кокаинового наркомана: «Зрительные и слуховые галлюцинации, нервозность и глубочайшая депрессия, кипучая, но безрезультатная деятельность и припадки ярости, все то, что читатель приписывает лишь неким „душевным метаниям“ белого генерала, на самом деле есть типичные признаки тяжелого кокаинового психоза».

Достать кокаин в первое десятилетие советской власти не составляло особого труда. Наркотик продавали на рынках, им торговали на улицах и в притонах беспризорники и проститутки. «Серебряную пыль» кокаина с наслаждением вдыхали не только лица, связанные с криминальным миром, но и рабочие, мелкие служащие, красноармейцы и даже балтийские матросы, опора большевиков.

Именно революционные матросы ввели в обиход выражение «балтийский чай»: раствор кокаина в этиловом спирте или другом крепком алкоголе. Такая смесь продлевала и усиливала эффект от приема «марафета». От «братишек» не отставали «отцы-командиры», которые не только сами употребляли «бешенный» порошок, но и распространяли его среди сослуживцев. Между офицерами и матросами часто вспыхивали жестокие драки из-за наркотиков, аптеки постоянно подвергались вооруженным налетам «нюхачей». Да и в верхах советской бюрократии к «нюхачеству» порой относились как к экзотической забаве.

Писатель А. Сидоров в своей книге «На Молдаванке музыка играет» так описывает ситуацию в послереволюционной России: «Москва и Питер считались признанными кокаиновыми лидерами. Одним из самых популярных мест, облюбованных „занюханными“ в Белокаменной, были Сухаревские подземные уборные, где кокаинисты резались в карты и тут же, просадив все, бежали на „дело“. В Головине переулке, между Трубной и Сретенкой, находился так называемый кокаиновый домик, держали его мать и сын Новиковы».

Немало кокаиновых притонов было на Цветном бульваре и Домниковке. Популярным считался и «волчатник» в Проточном переулке. Хозяйка его, грубая одноглазая баба, скупала краденые вещи или обменивала их на порошок. «Королем кокаина» в Москве считался некто Батинин-Батулин, который был арестован только в 1925 году. Во время обыска в его убежище агенты угрозыска обнаружили небольшую «наркоразвесочную фабрику» с тремя работницами.

Борис Пильняк в повести «Иван Москва» писал: «В притонах Цветного бульвара, Страстной площади, Тверских-Ямских, Смоленского рынка, Серпуховской, Таганки, Сокольников, Петровского парка – или просто в притонах на тайных квартирах, в китайских прачечных, в цыганских чайных – собирались люди, чтобы пить алкоголь, курить анашу и опий, нюхать эфир и кокаин, коллективно впрыскивать себе морфий и совокупляться… Мужчины в обществах „Черта в ступе“ или „Чертовой дюжины“ членские взносы вносили – женщинами, где в коврах, вине и скверных цветчишках женщины должны быть голыми. И за морфием, анашой, водкой, кокаином, в этажах, на бульварах и в подвалах – было одно и то же: люди расплескивали человеческую – драгоценнейшую! – энергию, мозг, здоровье и волю – в тупиках российской горькой, анаши и кокаина».

В годы гражданской войны шикарные московские рестораны закрылись, и кулечки с наркотиком стали продаваться в обычных чайных, прозванных в народе «чумовыми». Кокаином торговали и на рынках, и на площадях, мальчишки с папиросными лотками шёпотом предлагали: антрацит, кикер, кокс, мел, муру, нюхару, «белую фею», «кошку» и «бешеный порошок». Под этими синонимами скрывался белый порошок, поступавший в Россию контрабандным путем.