Москва-Синьцзин

— Тинься! — тронула Елена Константиновна за спину лже-китайца, и Масянь притормозила, а Ларр запомнил полезное слово, которое несомненно означало «стой» или «стоп». В цепкой памяти Эдриана уже образовался небольшой китайский глоссарий, ну а большинство надписей он и так понимал, иероглифы-то такие же, как в японском.

Сделал вид, что сует рикше в карман деньги (на самом деле ткнул в ладонь кукишем), пошел за дамой к небольшому аккуратному дому, окруженному садом. Масянь завертела педалями, умчала. Надо думать, не в дальнюю даль.

Перед дверью Елена Константиновна вдруг перешла на английский:

— Не хочу во время любви говорить по-русски. Это язык нытья и печали.

— Как прикажете, мисс.

В коридоре Эдриан хотел ее обнять, но она отстранилась.

— Нет уж, раз ты не клиент, а любовник, я сама решу когда. Ты купил коки? Давай заправимся. Мне уже пора. Поводок становится всё короче.

Квартирка у «байсюнфу» (по-японски это «покупная женщина») была опрятная, хорошо обставленная, но какая-то безжизненная.

Оба вдохнули белого порошка. Елена Константиновна снова повеселела.

— Разыграем сцену, — объявила она. — Вообразим, что мы молодожены и у нас медовый месяц. Мы посидели в баре, вернулись в свое уютное гнездышко.

— Давай. Хотя тут не очень уютно. Ты ведь здесь не живешь?

— Наблюдательный, — шепнула она ему в ухо. — Это квартира для свиданий, мне ее снимают. Но мы сделаем вид, что это наш дом. Ну пожалуйста…

— Дорогая женушка, — включился в игру Эдриан, — я сгораю от страсти. Зачем мы вообще куда-то отсюда уходим? У нас же медовый месяц, его надо проводить в кровати!

— Ах, разве можно заниматься этим при свете дня? Подождем до ночи, как все приличные пары, — оттолкнула, а в то же время и притянула его к себе Елена Константиновна. — Когда я была барышней Леночкой, я часто фантазировала, что выйду замуж — примерно за такого, как ты. Мы будем гулять вдвоем, делать покупки, ходить в театры — и все будут на нас любоваться, а женщины завидовать. Странно, но про постель я вообще не думала. Воображала что-то нежное, благоуханное и непременно в сумраке. Девушки такие дуры…

Язык у нее немного заплетался, зрачки были расширены.

— Как хорошо ты слушаешь, — опять перешла она на шепот. — Хочется всё-всё тебе рассказать. Даже то, чего нельзя. Может, и расскажу. Потому что ты ужасно милый. Но сначала обними меня.

Потом всё было очень славно, электричество ходило волнами от полюса к полюсу, кровать скрипела и трещала, на тумбочке звякал хрустальными шариками светильник.

— Что ты мне собиралась рассказать? — спросил Эдриан, когда воздух перестал быть пурпурным, и сердце снова забилось ровно.

Но разнеженная любовью и кокаином Елена Константиновна не ответила. Она спала.

Эдди был готов поспать всегда, но только не после любви. После любви положено покурить. Наркотики, как и алкоголь, на него не действовали — разве что начиналась мигрень. Такая уж странная особенность организма. Может быть, разряд молнии, пронзивший Эдриана еще в утробе, навсегда нейтрализовал все иные стимуляторы.

Чтоб не тревожить дымом сон возлюбленной, Ларр тихонько поднялся, закурил у открытого окна. Оно выходило в сад.

— План “D”, говоришь? — раздался снаружи голос Масянь.

Чертыхнувшись, он прикрыл створку. Пошел курить в ванную.

Она была превосходная, с экстравагантной фаянсовой купелью в виде бутона — видимо, предназначалась не только для водных процедур.

Одним из самых любимых времяпрепровождений Эдриана был покурить в горячей, ароматной пене. Он открыл краны, выбрал среди множества флаконов и бутылочек лавандовую соль, женьшеневый релакс-эликсир и вскоре уже блаженствовал, пуская к потолку аккуратные дымные колечки.

Из комнаты донесся возглас. Кажется, Елена Константиновна проснулась.

— Я здесь! — крикнул Эдди. — Присоединяйся.

Никакого ответа. Странно.

Позвал еще раз. Опять ничего.

Тогда вылез, накинул на мокрое тело дамский халат, выглянул.

Спит. Да еще накрылась с головой одеялом.

Снова возгласы. А, это из-за окна. Ларр подошел посмотреть, что там происходит.

Это мычала и рычала Масянь. Двое мужчин в черном пригибали ее к земле, держа за вывернутые руки. Третий, тоже в черном, наводил пистолет.

Масянь проделала акробатический переворот «сансара», высвободилась. Двинула левого в нос локтем, правого кулаком в пах — этот двойной удар по диагонали, Эдди знал, называется «косой дождь». Масянь любила красивые названия.

Третий черный выстрелил два раза. Обе пули попали в голову. Масянь опрокинулась на спину. На лице вместо глаз было две красных дырки.

Ларр закричал.

Двое согнутых не обернулись, они кряхтели от боли, но стрелявший быстро дернул головой. На Эдриана смотрели узкие, неистовые глаза. Под куцыми, а-ля Чарли Чаплин усишками щерились желтые зубы.

Захлопнув окно, Ларр кинулся к кровати.

— Вставай! — закричал он. — Быстрей!

Елена Константиновна не могла не услышать выстрелов, но осталась неподвижной.

Он подбежал. Сдернул одеяло. Замер.