Москва-Синьцзин

Второй этаж, тоже запиравшийся на железную, тюремную дверь, выглядел по-гостиничному. Ковровая дорожка, пейзажики на стенах. Охранник за столом, под абажуром, был похож на коридорного. Правда, номера — два слева, два справа — не по-гостиничному заперты на засовы.

— Вот оно, твое гнездышко. Входи, лапушка, не робей. Тебе понравится.

Никитич галантно пропустил ее вперед.

Комната выглядела совсем по-домашнему. Даже с кружевной салфеточкой на столе и горой подушек на кровати. Единственной странностью был унитаз, стоявший прямо у стены, между окон — чтоб был виден снаружи через глазок. Необычны были и сами окна — с зарешеченными форточками. В самих-то окнах наверняка невыбиваемые стекла. Одним словом, тюрьма тюрьмой, только с претензией на уютность.

— Переночуешь на мягоньком, утром покушаешь, питание у нас отменное. А в десять ноль-ноль я к тебе наведаюсь. И задам один-единственный вопрос: звонить товарищу Жильцовой, что ты согласна, или не звонить. На что согласна — мне знать не положено, да я, упаси боже, и знать не желаю. Не расстраивай меня, старика, Восьмая. Соглашайся. Не то переселишься на первый этаж. Два денька поспишь на полу, походишь в дырку. Если и тогда не надумаешь — познакомишься с Главврачом по-настоящему. Поняла?

— Поняла, — сказала Мэри, осматриваясь.

— Вот и умничка. Скажу, чтоб тебе полдник принесли. Сегодня налистники с творогом, пальчики оближешь.

Ушел. Мэри эту змеиную породу хорошо знала. В любой стране такие есть. И всегда при какой-нибудь пакости кормятся.

До ночи Мэри ничего предпринимать не планировала. Поэтому некоторое время поосваивалась в новом пространстве. Проверила окна — да, через них не выберешься. Мебель — на вид обыкновенная, домашняя — вся наглухо привинчена к полу, охранника стулом по башке не стукнешь. Даже трогательно — как будто нет других методов. Где-то недалеко задудел паровоз — а вот это интересно. Машина из города поехала на восток (направления Мэри умела определять и с мешком на голове). Значит, это Казанская или Рязанская железная дорога.

Глазок в двери периодически темнел. «Коридорный» проверял, как себя ведет узница. Это происходило каждые двадцать минут — должно быть, по часам, согласно инструкции. Хорошо, что он такой формалист.

В двери открылось окошко — часть филенки (ого, сердцевина стальная!) откинулась, превратилась в полку. Поднос с чаем и завернутыми трубочкой блинами. Поела. Получать удовольствие от пищи Мэри не умела, поэтому вкусно в Санатории кормят или Никитич врет, определить не могла. Калории и калории, пригодятся.

Поев, Мэри выспалась. Ночь предстояла энергичная, а возраст уже немолодой. На четверть часа отключилась. Проснулась свежая, бодрая.

От нечего делать стала смотреть «кино». Про похожую ситуацию из прошлого. Как в 1900 году, в Палестине, выполняя заказ барона Эдмона де Ротшильда, под видом наложницы проникла в гарем шейха Аш-Шакура, главаря секты фанатичных убийц и лютого врага сионистов. По молодости наделала ошибок, угодила в женскую подземную тюрьму, где в норах обитали ядовитые змеи. Они-то и приканчивали строптивиц — если те сами не умирали от ужаса. Это было еще до ашрама на горе Кайлас, кроме примитивного бокса-савата Мэри ничего не умела. Охранника она задушила палестинской гадюкой — больше было нечем. Шероховатый, упругий канат в сжатых пальцах; запах вековой пыли; хрипение хашишина; горячая пульсация крови в висках — всё было, как наяву. Потом холод ночной пустыни, скрип песка, мерцание звезд и первый луч солнца — как волшебная палочка, превращающая черноту в золото. Красиво.

Когда стемнело, под потолком сама собой загорелась лампа, прикрытая решеткой. Глазок по-прежнему темнел раз в 20 минут.

Выждав до полуночи (и посмотрев за это время еще два увлекательных «кинофильма»), Мэри перевела себя из медитативного состояния «шанти» в деятельное состояние «акáшиа-вúдьюта».

Легла на пол, раскинув руки. Громко вскрикнула. Закрыла глаза, разинула рот.

Легкий скрежет — «коридорный» посмотрел в глазок. Стук заслонки.

— Эй, бабка, ты чего?

Лязг засова. Скрип двери.

Приятная неожиданность. Мэри предполагала, что в подобной ситуации охранник должен звонить на центральный пост — на столике у него телефон. Пришлось бы иметь дело минимум с двумя. А этот, дурачок, сунулся один. Хотя что ему опасаться «божьего одуванчика»?

Ударила наклонившегося недотепу пыром под кадык. Уложила на спину. Ноги перехватила его же ремнем. Руки стянула оторванным рукавом гимнастерки. В качестве кляпа использовала кружевную салфетку.

Веки дрогнули, глаза открылись, наполнились ужасом. Очнулся.

— Полежи пока. Я погуляю и вернусь, — сказала Мэри.

Времени было много. Пригородные поезда ночью все равно не ходят, до Москвы не доберешься. Почему не сделать хорошее дело, не улучшить себе карму?

Начала по порядку, с номера 5. Посмотрела в глазок. На кровати кто-то лежит — больше ничего не видно.

Деликатно постучала. Отодвинула засов. Вошла.

С подушки приподнялся изможденный седобородый старик. Воспаленные глаза моргали.