"Москва слезам не верит" (К 30-летию выхода фильма)

Наркотик - в наркотике. Клубы дыма, неизбежно связанные с куревом, в этой сцене пока что не видны, они лишь незримо вползают в фильм, - но потом будут сцены, в которых ими буквально окутаны персонажи. Два аксессуара, выразительно поданные в фильме, - находятся в центре двух повестей Пушкина: самовар - в "Гробовщике", действительно символ домашнего уюта; клубы табачного дыма - в "Выстреле", окутывают демонического Сильвио. Но... самовар в первой из повестей тоже появляется после адского видения, ночного кошмара главного персонажа!

И самовар... тоже предполагает клубы дыма (это хорошо показано у Гайдая в одной из новелл кинофильма "Не может быть!": прислуга, как... паровоз, пробегает через толпу танцующих гостей с отчаянно дымящимся самоваром); визуально не отличается от "адского" курева.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Незадолго до Водолея

Итак, компания наших друзей отправляется на дачу... Специально отснята, разыграна, обставлена запоминающимися деталями сама эта сцена отправления, приготовления к выходу на улицу из общежития - так, чтобы сам этот элемент действия, а не просто событие поездки в целом, отпечатлелся в воображении зрителя! И на то есть причина. Отправляются - в воскресенье утром: иными словами... вместо того, чтобы идти в храм. Знаменитый фильм Т.Абуладзе, с его знаменитой финальной фразой: "Зачем же нужна дорога, если она не ведет к храму?" - тут начинается.

Асфальтированная дорога "шофера" Николая: ведет ли она к храму, или... наоборот? Еще и еще раз вернемся к диалогу отца Николая (так получается!) с Антониной: "Это - штрифель". Яблоки: угадываемый в разговоре с участием кабеля-"змеи" образ "родословного древа" - тут приобретает зримое выражение!

Мы видим: на даче - строют; едут на дачу, стало быть, - строить. Строить... что? Анти-храм? Вавилонскую башню? Или же Бог - сидит среди них, неузнанный, как в Евангельские времена? Вместе с ними, как с Апостолами, идущими в Эммаус, ест карасей (евангельский эпизод, вспоминаемый заглавным героем еще в одном фильме Тарковского - "Сталкер"). А рыба, присутствие рыбы за трапезой в фильме подчеркнуто: Гоша еще в электричке со смаком, так что у героини "даже слюнки потекли", рассказывает, как они в своей компании, выпивая, кладут на кусок хлеба балтийскую килечку... Килечка, рыба, надо думать, сопровождала застолье и у отца Николая (еще раз: так получается! Св. Николай - покровитель рыбаков).

Ничего не известно! Задан вопрос, вопросище. Несколькими мастерскими штрихами наложен впечатляющий образ, объединяющий три эти несопоставимые по объему сцены: разговор на стройке - в вестибюле общежития - на даче. Будет ли - подобающий по масштабам ответище? Ответ?

Ничего не известно, и поэтому... появляется в кадре смешная велосипедистка с ведрами. Два ведра - весы. Весы раскачиваются, да еще как! Вся вода, которую сквозь группу прохожих пыталась провезти бедная девушка ("Дорогу! Дорогу!" - и тут... дорога; что я могу поделать: художественная концепция!), - расплескалась в минуту. Вот и получается: действительно, "незадолго до Водолея".

*    *    *

Пока мы рассуждаем - герои едут. Приехали. В сцене знакомства - разыгрывается другая евангельская притча: о мытаре и фарисее. Фильм здесь не является первопроходцем, существует традиция: на этой притче основан образный строй еще одной из "Повестей... Белкина" - "Барышни-крестьянки". Притча в Евангелии заканчивается сентенцией: возвышающий сам себя - унижен будет, а тот, кто унижает себя - будет возвышен. Так и получается. Есть барышня (Людмилочка), есть... крестьянка, Антонина. "Еще неизвестно, кто кому смотрины устроит", - пылает боевым духом привычная к битвам Людмила.

Вылезла из машины, дверцей хлопнула, хвост распустила, что твоя фотомодель; хотела, одним словом... возвыситься. И - села в лужу. Другая, невеста Николая, скромница, унижает себя, глазки опустив в землю, от смущения не зная куда деваться. И - сама как солнышко: лица родителей Николая при виде ее освещаются улыбками. Да, прав был Андрей Вознесенский: люди - планеты, солнца; "летят по параболе". Путешествуют по космическим траекториям (или - "как беззаконные кометы").

Герои едят. Еда, едища, многократно воспроизводимая в фильме, она тут появляется. И вполне уместно. Сковорода; жарит... кур? Чарки с вином. Время господствует в этой сцене - циклическое. И ныне, и двадцать лет спустя - тот же рассказ о "работнике, которого не брали на работу". Те же смотрины, та же песня. В соответствии с этим - сажают (овощи в землю); потом - все обильно плодоносит. И хозяйство их разрастается, как посаженные растения: у хозяйки, когда она пришла мотористкой на "Красную швею", один сундучок был. Благословение Божие, что и говорить!