Москва слезам не верит: сборник

— Что скажете, товарищ Бодров? — спросила Лыхина.

— Это безобразие, — подтвердил Бодров. — Каждый год институты выпускают тысячи врачей, а в городе не хватает дерматологов. Это явная недоработка горздравотдела.

— Это не ваше дело, — возмутилась заведующая. — Чтобы завтра Клементьева вышла на прежнее место работы!

— Завтра невозможно, — ответил Бодров. — По закону только через две недели после подачи заявления, она ведь у нас оформлена на работу. А профсоюзы должны строго следить за соблюдением законов о труде. И еще: уйдет она от нас, если вы сами лично уговорите ее вернуться назад.

— Что значит — уговорите? Это не метод работы — уговаривать! — возмутилась заведующая горздравотделом.

— Я с вами согласна, — сказала Федяева. — Мы приносим вам свои извинения.

— Давно бы так, — сказала заведующая. — Завтра пусть выходит на работу в поликлинику.

— Так ты ее и получишь, — сказала Лыхина, когда заведующая вышла из кабинета. — Ничего, утрешься. А ты, Сережа, молодец.

— Нет, — сказала Федяева. — Не молодец. То, что в городе не хватает дерматологов, упущение горздравотдела. Я как депутат горсовета буду этот вопрос ставить на исполкоме. Но сейчас люди от этого страдать не должны. Сергей Васильевич, как вы ее уговорили прийти к нам, точно так же уговорите ее вернуться в поликлинику. А у нас она может работать на полставки. Это будет по-справедливому.

— Ладно, — сказала Лыхина. — Я в цеха, а вы тут разберитесь сами. Но если хочешь знать мою точку зрения, то я на стороне Сергея. Он старается для коллектива, а не для себя. А горздрав пусть в следующий раз ушами не хлопает.

Лыхина ушла, а Федяева прошлась по кабинету и молча остановилась у окна.

Бодров смотрел на нее. Волосы пучком собраны на затылке, точеный профиль красивого и одновременно чуть стертого лица, скромная кофточка, серая неброская юбка. Бодров изменил парторгу прическу: челка прикрыла высокий лоб, кофточку он заменил батником, расстегнул на нем верхнюю пуговицу, открыв красивую шею.

— Сережа, — сказала Федяева. — Давайте договоримся раз и навсегда…

Но Бодров ее не слушал. Цветными фломастерами он набрасывал профиль Федяевой с измененной прической.

Федяева подошла, заглянула через его плечо.

— Что это?

— Это вы, — сказал Бодров. — Вам надо изменить прическу. На сегодня это оптимальный вариант. — Бодров протянул ей листок. — Покажите Веригиной из нашей парикмахерской, она великолепный мастер.

— Вы считаете, что так будет лучше? — засомневалась Федяева.

— Я уверен в этом. Умоляю, попробуйте. А насчет косметолога вы правы. Я поступил как жлоб. Извините.

Автобус с „Коммунарки“ несся среди полей. Женщины пели. Так, с песнями, автобус и зарулил на территорию дома отдыха литейщиков. И тут женщины притихли — на площади толпилось не меньше сотни молодых мужчин.

— Ой, сколько их, — протянул кто-то испуганно.

Автобус остановился, но женщины не выходили.

— Ну, чего вы! — крикнула Марина. — Мужиков, что ли, никогда не видели? — И первая ступила на подножку.

Литейщики встретили прибывших швей оживленным гулом.

… Потом коммунарки устраивались. Переодевались для пляжа. Озеро было рядом с домом.

Бодров тоже переодевался. Его поселили в двухместном номере, в котором, судя по разбросанным вещам, уже кто-то жил.

И тут заскочил его сосед.

— Здорово! — сказал он Бодрову. — Ты чего чухаешься? Ткачих привезли.

— Не ткачих, а швей.

— Все одно — бабы. — И сосед ошалело заметался по номеру в поисках плавок.

Поначалу коммунарки выбрали место подальше от литейщиков. Но скоро все смешалось. И забренчали гитары, заголосили транзисторы, смеялись женщины, похохатывали мужчины. Чтобы не смущать своим присутствием фабричных, Бодров пошел на самый край пляжа, но здесь загорала женщина, и он вернулся обратно.

— Профсоюз! — окликнули его. — Здесь хватит места и на двоих.

Это была Мерина.

— Пива хочешь? — спросила она.

— Хочу, если есть.

— Не было бы, не предлагала бы, — Марина разрыла песок и достала запотевшие бутылки. Из сумки появились сушеная рыба, помидоры, черный хлеб.

— А вы запасливая, — похвалил Бодров.

— Ужасно. Даже самой противно, — усмехнулась Марина.

— Нет, это хорошо, — не согласился Бодрое, Он выпил пива и встал. — Я, пожалуй, пойду, чтобы не распугивать ваших кавалеров.

— А я люблю одиночество, — сказала Марина.

— Тогда тем более…

— А самое лучшее одиночество вдвоем… Оставайся, Сергей Васильевич, если, конечно, у тебя свидание ни с кем не назначено…

— Да нет…

— Тогда посиди со мной. Просто невозможно как мужики пристают. Между прочим, почему вы нас за людей не считаете?

— Как это? — не понял Бодров.

— А так. Если у женщины чуть побольше спереди и сзади, как у меня, например, сразу прилипают. А может, я дура дурой?

— Как вам сказать? — Бодров задумался. — Вы, конечно, правы. Но я и сам такой. Обращаю внимание на то же самое.

Марина рассмеялась:

— Это я так. Между прочим, ты пользуешься успехом на фабрике.

— В каком смысле? — смутился Бодров.

— А в том, что лепишь все, что думаешь, То ли дурак, то ли очень умный. На фабрике еще не помяли. Но интересно…

Вечером прямо на пляже были танцы. Марина танцевала с Бодровым.