Москва слезам не верит

— Я не выбирала, — ответила Катерина. — Просто у нас не хватает слесарей.

— Но ведь вы сознательно, наверное, выбрали именно этот завод? — направляла Жильцова.

— Нет, — ответила Катерина. — По необходимости. На заводе были места в общежитии, а мне негде было жить.

— А вы не москвичка?

— Я из Смоленской области, — ответила Катерина.

Жильцова несколько растерялась. Интервью начинало идти не по намеченному плану.

— Вы ведь работали штамповщицей, а перешли на более сложный и трудный участок работы, не так ли? — спрашивала Жильцова.

— Нет, — ответила Катерина. — Этот участок, если говорить о физических нагрузках, более лёгкий, но здесь требуется более высокая квалификация.

— Значит, вам не нравится просто механическая работа? — обрадовалась Жильцова. — Вы хотите работать творчески? Значит, вы сознательно перешли в наладчики?

— Никакой особой сознательности не было, — честно призналась Катерина. — Я даже не хотела, но меня попросил Кузьмич, извините, товарищ Леднёв, это наш начальник цеха, он хороший начальник, и я не могла ему отказать. А вообще, в наладчики не очень хотят идти, мало платят. Здесь есть какая-то недоработка, надо пересматривать нормы. За квалифицированную работу надо и платить соответствующе.

Это было уже совсем не запланировано, и Жильцова задала последний вопрос.

— Катя, а какая ваша мечта? Вы, наверное, собираетесь учиться и дальше, чтобы вернуться на свой родной завод уже инженером?

— Я думаю учиться дальше, — сказала Катя. — В этом году я провалилась на экзаменах в институт, буду поступать на следующий год. Только я вряд ли сюда вернусь. Я снова буду поступать в химикотехнологический.

— Удачи вам, Катя!

— Спасибо.

Жильцова улыбнулась в камеру. Красный глазок на камере погас, и она облегчённо вздохнула. А Катерина пошла к своим станкам.

Пресс корёжил заготовку. Катерина посмотрела на бракованные детали и раскрыла свою сумку с отвёртками и ключами.

— Привет, — рядом с ней остановился Рачков. — Интересная у нас с тобой встреча получилась.

— И вправду интересная, — согласилась Катерина.

— А ты, оказывается, героиня!

— Тебя в этом что-то не устраивает? — спросила Катерина.

— Нет, я даже польщён.

Рачкова позвали, передача была окончена, и телевизионщики сворачивали своё оборудование.

— Пока, — сказал Рачков. — Куда же теперь тебе звонить?

— Туда же, куда и звонил, — ответила Катерина.

— Но ведь, насколько я понимаю, этот телефон — липа!

— Это нормальный телефон, — ответила Катерина. — Если ты позвонишь, мне передадут…

Катерина была в женской консультации. Она молча оделась и посмотрела на врача — средних лет усталую женщину.

— Что же, — сказала врач, — Пока всё хорошо. Никаких отклонений от нормы.

— Мне нужен аборт, — сказала мрачно Катерина.

— Уже поздно. Десять недель.

— Я уже это слышала, — сказала Катерина. — У меня нет другого выхода.

— Выход всегда есть, — ответила врач. — Пусть зайдёт ко мне отец ребёнка.

— Я не знаю, кто отец, — с вызовом ответила Катерина.

В приёмной сидели будущие матери. Многие из них были с мужьями. Сидели спокойные, умиротворённые молодые женщины, гордо выставив свои округлившиеся животы…

— Ну что? — спросила Людмила, когда они вышли из консультации.

— Ничего нельзя сделать, — сказала Катерина.

— Надо же так влипнуть! — Людмила закурила.

— Дай и мне сигарету, — попросила Катерина.

Она закурила неумело, первый раз в жизни. К консультации подъезжали машины, мужчины, бережно поддерживая, помогали выйти женщинам.

Катерина встретилась с Райковым на Суворовском бульваре. И сидели они на скамейке, на которой они потом будут сидеть шестнадцать лет спустя.

— А что могу сделать я? — спросил Рачков.

— Поговори с родителями, может быть, у матери есть знакомые врачи, которые согласятся сделать аборт.

— Ещё чего, — отмахнулся Рачков. — Не хватало ещё родителей впутывать.

— А что мне делать? — спросила Катерина.

— Надо было раньше об этом думать, — раздражённо ответил Рачков.

— Тебе тоже надо было думать.

— А откуда известно, что этот ребёнок от меня? — спросил Рачков. — Ты меня обманула во всём. А может, вообще никакого ребёнка нет? Я тебе не верю.

— Прости меня, — попросила Катерина. — Я тебе клянусь. Я тебя никогда в жизни не обману. Ни в чём никогда. Поверь мне.

— Значит, у тебя был такой тонкий расчёт. — Эта мысль всё больше нравилась Рачкову. — Нет, — сказал он, — Женщине, которая обманула один раз, нет веры на всю жизнь. Я тебе этого никогда не прощу. Ты сама этого заслужила.

— Что же, — сказала Катерина. — Может быть, ты прав. Я это заслужила. Я тебя прошу только об одном: помоги найти врача.