Москва слезам не верит

— А я не от бедности, — возмутился дядя. — У мена два парадных есть. Бостоновый и из синтетики. А это для работы. А потом — почему? Раз мы такие желаем — дай нам их, Я лично и мои сверстники к таким привычные. А мы еще лет двадцать на земле поработаем,

— Значит, еще двадцать лет шить такое уродство?

— А что! — гордо сказал дядя. — И будешь шить, пока мы не перемрем. Мы городу хлеб даем, так дайте и нам костюмы, какие мы хотим!

Бодров взял серенький пиджак с мятыми лацканами, внимательно осмотрел его.

— Да, — протянул он, не скрывая замешательства.

Начинался рассвет… Марина и Бодров лежали вместе.

— А ты знаешь, что у меня есть сын? — спросила Марша.

— Знаю, — спокойно ответил Бодров.

— А ты детей любишь?

— Конечно люблю.

— Если бы я была замужем, — признаюсь Марина, — я бы родила еще троих или четверых, а может, даже пятерых Я для этого дета очень приспособлена, ты посмотри.

— Родить — дело нехитрое, — сказал Бодров. — Главное — воспитать.

— Не хуже других воспитала бы.

— Наверное, — согласился Бодров. — Хоть ты свое воспитание слишком рано закончила.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Марина.

— Могла бы еще учиться.

— У меня, между прочим, среднее образование. И я обо всем могу поговорить не хуже других. У меня по литературе всегда пятерка была. Хочешь, о Горьком поговорим?

— Сейчас не хочу, — улыбнулся Бодров.

— А о ком хочешь?

— О тебе.

— Чего обо мне говорить, — отмахнулась Марина. — У меня сейчас неудачная полоса идет. Первый раз влюбилась, так он в армии женился, второй раз влюбилась — сын родился, а он куда-то на север умотал. А сейчас ни то ни сё.

Бодров молчал.

— Ты чего? — забеспокоилась Марина. — Я все понимаю. Ты на виду. Никто ничего знать не будет. Я тебя ни в чем не подведу.

— Ты это о чем? — спросил Бодров. — Я ничего скрывать не собираюсь.

— Дальше будет видно, а пока топай домой. — Марина накинула халат и включила электроплитку. — Сейчас только чаем напою.

… Бодров, уже одетый, прошелся по тесной комнате Марины, в углу которой стояла швейная машинка, а рядом была навалена еще не законченная одежда. Она-то и заинтересовала Бодрова. Были здесь и жилет» и джинсы, платья и пиджаки. В большой коробке лежали пуговицы и «молнии».

— Откуда пуговицы? — спросил Бодров. — Это же заводские пуговицы.

— А как же! — с гордостью ответила Марина. — Фирма. Литье. Петь с гербами, с орлами, со львами, с надписями разными.

— Из-за границы?

— Какая граница! Ребята на литейном наладили. В продаже таких нет. А они, как только модное появляется, тут же переналаживают.

— Но это же все ворованное, — пожал плечами Бодров. — Из государственных материалов.

— Конечно, из государственных, — подтвердила Марина. — У нас все государственное, частного нет.

— А «молнии»? — спросил Бодров,

— С сапожной фабрики. Для сапог они плохие, а для брюк в самый раз.

— А материал откуда такой?

— Это же парусина. Цвет вытравляется, потом перекрашивают заново.

— Кто же это делает?

— Сама освоила.

— М-да, — протянул Бодров.

— А чего «да»? Уважающий себя человек коммунарское не наденет. Ну чего насупился? Жизнь есть жизнь.

Бодров молча пил чай.

— Да, — вспомнила Марина. — Завтра я занята. Послезавтра встретимся.

— Марина, — сказал Бодров. — Я бы хотел, чтобы ты решила все со своим парнем. Его, кажется, Виктором зовут?

— А вот это уже мое дело,

— Это наше дело, — поправил Бодров.

— У тебя что, серьезные намерения? — спросила Марина.

— Ты мне нравишься, — сказал Бодров. — И я хочу, чтобы в наших отношениях с самого начала была полная ясность.

— Как ты мог заметить, — Марина рассмеялась, — у нас с тобой с самого начала все ясно. — Она кивнула на расстеленную постель, но, встретив напряженный взгляд Бодрова, притихла, робко закончила: — Как ты скажешь, так и будет.

Утром Бодров снова был на фабрике.

В приемной директора толпился народ. Секретарша Лыхиной перекрывала вход в кабинет:

— Нет, не будет принимать. Неизвестно когда. Сегодня не приходите.

— Чапай думает, — вздохнула пожилая работница с каким-то заявлением в руках. — Придется ждать до завтра,

— А что случилось? — спросил Бодров,

— Неприятности у нее какие-то, — сказала работница. — Когда у нее неприятности, она всегда закрывается и чего-то там соображает, даже обедать не ходит,

Бодров молча направился к директорской двери. Секретарша заступила было дорогу, но Бодров приподнял девушку, отставил чуть в сторону и вошел в кабинет.

Директриса сидела не в своем кресле, а у стола заседаний в самом дальнем углу и от этого казалась совсем маленькой.

— Я не принимаю, — мрачно сказала Лыхина.

— А я не на прием. — Бодров сел радом.

Они помолчали.

— Я не знаю, что делать! — призналась Лыхина. — Никогда такого не было. Все, что шили, все брали. Ну скажи, что делать?

— Давайте соберем совет, обсудим.

— На совет надо выходить, когда есть предложения. А предложений у меня нот…

— Думаю, что все не так страшно, — спокойно сказал Бодров. — Первое, что нам надо решить: закупать или не закупать? Закупать то, что нам предлагают, бессмысленно. Затоваримся. Спрос упал до минимума. Значит, не покупаем. Первое решение.