Москва - столица

В мае 1850 г. Ростопчины устроили выставку Федотова, пользовавшуюся совершенно исключительным успехом. «Что заставляло стоять перед ними [картинами] на выставках такую большую толпу посетителей, что привлекло приходивших к ним в ростопчинскую галерею, — писал журнал «Москвитянин», где сотрудничала Ростопчина, — это верность действительности, иногда удивительная, разительная верность».

Федотовым же был написан превосходный портрет Евдокии Петровны.

Но память — ею поэтесса дорожит больше всего. Она много пишет, много работает, а сердцем по-прежнему принадлежит пушкинским годам. Евдокия Петровна сама признается в этом незадолго до своей смерти профессору историку М.П. Погодину: «Принадлежу и сердцем и направлением не нашему времени, а другому, благороднейшему — пишущему не из видов каких, а прямо и просто от избытка мысли и чувства, я вспоминала, что жила в короткости Пушкина, Крылова, Жуковского, Тургенева, Баратынского, Карамзина, что эти чистые славы наши любили, хвалили, благословляли меня на путь по следам их — и я отреклась... от своей эпохи, своих сверстников и современников, сближаясь все больше и больше с моими старшими, с другими образцами и наставниками моими...».

Такое отчуждение оказывается недолгим. Ростопчина уходит из жизни сорока шести лет. Ее уносит неизлечимый недуг.

Но на пороге смерти судьба подарит графине еще одну встречу с Александром Дюма, который после смерти Николая I наконец-то получает разрешение посетить, хотя и под негласным надзором, Россию. По его просьбе Евдокия Петровна возвращается к своему прошлому: она пишет воспоминания о Лермонтове и передает французскому романисту список стихотворения Пушкина «Во глубине сибирских руд».

«Я выполнила свои обязательства в отношении тех, кого сердцем любила...».

СУДЬБА МЦЫРИ

...Пускай в раю,
В святом, заоблачном краю,
Мой дух найдет себе приют...
Увы! за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял!..
М.Ю. Лермонтов. Мцыри. 1839-1840

Ученые спорили. Прежде всего о времени написания портрета. Лермонтов в лейб-гусарской шинели, накинутой на плечо, с треугольной шляпой в руке. Одни считали, что портрет был заказан Елизаветой Алексеевной Арсеньевой, бабкой поэта, в связи с окончанием им школы подпрапорщиков. Другие относили его к более позднему времени. Портрет попал в Пушкинский дом из саратовского поместья родного брата бабки Афанасия Алексеевича Столыпина; а о 1836—1837 гг. упоминали современники, почти очевидцы.

Но существовал и другой предмет спора — авторство портрета. Чьей кисти он принадлежал? Для одних решала вопрос надпись на обороте поступившего в Пушкинский дом холста: «Писал Будкин, 1834 г., С.-Петербург». Для других свидетельства современников и стилистические особенности живописи. Известный библиограф М.Н. Лонгинов отмечал: «Мы видели этот оригинал в Саратовской губернии в селе Нееловка у владельца его, покойного Афанасия Алексеевича Столыпина, родного брата бабки Лермонтова. Оригинал писан масляными красками в натуральную величину художником Захаровым, а гравюра выполнена в Лейпциге со снятой с него Г. Муренко фотографии...».

Слова Лонгинова подтверждал другой не менее известный библиограф, П.А. Ефремов: «В начале 1865 года до меня дошла копия... с оригинального портрета. Г-н Муренко прислал И.И. Глазунову [книгоиздателю] фотографический снимок, сделанный им с портрета Лермонтова в лейб-гусарском мундире... Замечу, что покойный Лонгинов считал этот портрет самым схожим».

Красные ворота. Дом. где родился Лермонтов

В обоих случаях называлось имя живописца Петра Захарова — чеченца, как любил подписываться художник.

Доводы представлялись далеко не одинаково весомыми. Надпись, именно надпись, на обороте картины не может служить бесспорным подтверждением авторства, особенно когда сделана не рукой художника, — подписи Будкина известны. Главное же — обстоятельство, не учитывавшееся участниками дискуссии, — в 1834 г. Будкин Филипп только начинал свои занятия в Академии художеств и рассчитывать на подобный заказ попросту не мог. Скорее всего надпись была сделана уже в Нееловке, по памяти, самими хозяевами, которые могли и заказывать Будкину повторение портрета, но портрета кисти именно Петра Захарова, сыгравшего свою определенную роль в жизни поэта. Без него мог не родиться «Мцыри».

...Женщина была мертва. Генерал сдержал слово. Сооружая на берегу реки Сунжи ряд крепостей, он особое значение придавал той, которая, будучи укреплена шестью бастионами, получила от него название Грозной. Огромное, утонувшее в садах селение по другую от Грозной сторону реки следовало из стратегических соображений переселить. И немедленно. Жители уйти отказались. 15 июня 1819 г. аул Дады-Юрт пал. Около убитой женщины лежал израненный трехлетний мальчик.