Москва - столица

На этот раз Гоголь возвращался в Россию навсегда. Годы, проведенные в Италии, не принесли разочарования, но стало труднее работать. По его собственным словам, он хотел «упиться русской речью», оказаться в среде своих героев, мечтал о скорейшем завершении второй части «Мертвых душ», был полон новых замыслов. И поселиться решил в Москве. Москва и Рим представлялись ему единственными городами, в которых в Европе стоило жить. Осенью 1848 наступила очередь Москвы.

Но первая встреча с древней столицей принесла разочарование. Теплый погожий сентябрь задержал всех друзей в поместьях. Предоставленный ему в Дегтярном переулке дом Шевыревых угнетал пустотой. Гоголь не терпел одиночества, даже писать предпочитал в итальянских тавернах, среди шума и мелькания веселой бесцеремонной толпы. И теперь решил бежать в Петербург, пусть всего на несколько недель, лишь бы подавить ощущение дурного предзнаменования.

Казалось, это удалось. По возвращении в Москву в октябре перед ним гостеприимно распахнулись двери десятков домов друзей и знакомых. Пришло даже примирение с М.П. Погодиным, чей дом у Новодевичьего монастыря Гоголь так любил и где в предоставленном ему кабинете хозяина так чудесно жилось и работалось прежде. Тот же кабинет в мезонине с огромными окнами в вековой липовый парк, со шкафами, полными ценнейших рукописей, документов, книг, коллекций древностей, был предоставлен ему и теперь. Все возвращалось на круги своя, но...

Примирение с М.П. Погодиным не вернуло былой тесной дружбы. Хозяин и гость через считанные дни начинают тяготиться друг другом. Чтобы прервать заколдованный круг неудавшихся отношений, Погодин придумывает срочный (среди зимы!) ремонт дома. Гоголь использует тот же предлог, чтобы найти другую квартиру. Денег на собственную у него нет. Из нескольких гостеприимных предложений он выбирает приглашение четы графов Толстых, с которыми поддерживал отношения и за границей. Подобно ему самому, они только что вернулись в Москву и поселились в доме на Никитском бульваре. На первом этаже главного дома так называемой Талызинской усадьбы для Гоголя находятся две отдельные комнаты со входом из главных сеней. Писатель волен поселиться в них вместе со своей прислугой, подниматься к столу хозяев на второй этаж или требовать кушанье в свои покои. Принимать собственных гостей и даже, в крайнем случае, пользоваться гостиной первого этажа, где и состоится знаменитое авторское чтение «Ревизора» для труппы Малого театра, на котором присутствовал И.С. Тургенев.

От хозяев трудно было требовать большего. Но Гоголь панически боится холода, не выносит сырости, исступленно рвется к солнцу. В его же комнатах стоит волглая полутьма от низких, у самой земли окон, от протекавшего под самым домом в открытых берегах ручья Черторыя, от грязи, вылетавшей из-под колес разворачивавшихся у подъезда карет. Тянуло холодом от входной двери...

Встречи с друзьями — но он никогда так остро не ощущал своего положения нахлебника. Прислуга давала это понять, и Гоголь готов расстаться с последними деньгами, платить бесконечные чаевые, чтобы не видеть насмешливых взглядов. Главное же — хозяева были глубоко безразличны к его писательскому таланту. Гоголя объединяли с Толстыми только религиозные настроения, хотя и очень разные по своему существу. Все сводилось к тому, что писатель приходил слушать церковную музыку, которую исполняла на рояле графиня Анна Егоровна, и сам в погожие дни читал хозяйке церковные сочинения на выходившем в сад балконе.

Толстые замечали его и не замечали, так что даже день своего рождения Гоголь предпочитает провести у Аксаковых, в полном смысле слова напросившись к ним на обед. Ощущение собственного угла не появилось. В 43 года он подведет для себя итог: ни дома, ни средств к существованию, ни семьи, о которой втайне так мечтал, надеясь на союз с графиней Анози Виельгорской. Знаменитому писателю было не только отказано в ее руке — Виельгорские вообще отказали Гоголю от дома. На многолетней сердечной дружбе с дорогим ему семейством поставлен крест. А что, если надо было прислушаться к первому дурному предзнаменованию, все переиначить, по-другому устроить? Нет-нет эта мысль возвращалась, и не хватало духу додумать ее до конца.