Москва - столица

Москва. Настоящая Москва. О которой столько писали и столько рассказывали! Казалось бы, те же улицы — теперь тем более, с возвращенными старыми названиями. Те же дома. Или почти те же — но ведь город не может не меняться. Груды литературы — более или менее отвечающей объективному ходу истории. Даже повсюду публикуемые воспоминания очевидцев — хотя слишком поздно относительно реальных возможностей человеческой памяти многие принялись вспоминать, смешивая желаемое с действительным, случайно узнанное с пережитым. Оказывается, этого мало. Это все еще не жизнь, не жизненный уклад — порядок, от которого так легко или, напротив, — трудно, но опасливо отмахнулись наши прямые предшественники. Кто-то боялся, кто-то находился во власти душевной апатии, кто-то был охвачен стремлением к некой сказочной всеобщей правде.

Отдаем ли мы себе отчет в том, что в своих метаниях между жертвами репрессий и зарубежьем, памятью о былых партиях от монархистов до эсеров и этнографическими ансамблями, церковными песнопениями и привозной откровенно ресторанной цыганщиной мы ищем именно этот душевный ПОРЯДОК, без которого обществу грозит только хаос, только исчезновение человека и всего человеческого? А если так, может быть, существует и иной, безусловно, общедоступный путь от душевной слепоты к душевному прозрению? Скажем, простая и неторопливая прогулка по улицам и переулкам Москвы, дом за домом, ничего не выделяя и не опуская, как то было в канун Февральской революции до всех взрывов и перемен. Те, кто владел домами, кто жил в них, имел свое самое крохотное или, наоборот, известное всей Европе, а то и за океаном, дело, учил, лечил, играл на сцене, печатал газеты и книги, просто служил. И в результате — как все были тесно связаны между собой общественными нуждами, делами милосердия, если не прямыми заботами, то мыслями друг о друге, как жили в огромной городской общине, осознанно или неосознанно ощущая причастность к Москве.

Но от этого ощущения и масштаб постигшей людей трагедии: сколькие из них одним выстрелом «Авроры» были навсегда обречены, поставлены за предел нового существования как классовые враги — враги народа. Исчезновение семей, фамилий, а за ними выброшенные вещи, уничтоженные семейные архивы, отказ от памяти как залог «благополучного» заполнения всесильной анкеты — единственного условия относительно спокойного существования. Просто существования. Сколько кому было отпущено.

Прогулка по Москве 1916 г. — это еще и воскрешение тысяч москвичей с их честной службой, добрыми делами, порядочной жизнью. Кого-то эти имена оставят безразличными, кого-то заставят вспомнить об обстоятельствах своих исследований, но кому-то вернут историю семьи, а значит, побудят порыться в остатках семейных памяток, о чем-то вспомнить, почувствовать живо и ощутимо собственные корни. Так или иначе, пусть многолетняя работа в разного рода архивах города поможет почувствовать сегодня его дыхание, доброе, отеческое и требовательное: какими же мы все-таки стали за годы молчания и что должны в себе воскресить.

...Первые упоминания — они почти не разнятся по времени с событиями Куликова поля. До 1389 г. здесь существовало единственное городище Драчи и около него монастырь Николы Чудотворца «в Драчах», или «на Старом Городище». Монастырь сгорел в страшный московский пожар 1547 г., вспыхнувший, когда играл свадьбу с первой своей женой Анастасией Романовной только что венчавшийся на царство Иван IV, еще не ставший Грозным. Перепуганный насмерть монарх бежал в Воробьево, а разъяренные москвичи порешили его родного дядю князя Юрия Глинского и потребовали на расправу бабку, старую княгиню Анну Глинскую, которая якобы колдовством вынимала у людей сердца, кропила их кровью город, отчего и разгорелось пламя.

Восстановить монастырь больше не пришлось. На его месте встала церковь Николы Чудотворца, что в Драчах (Трубная улица, 42—44), снесенная в 1930-х гг., чтобы освободить место для типового школьного здания и физкультурной площадки перед ним.

Название городища могло иметь различное происхождение. Драч — плотничий большой двоеручный струг для крупной стружки. Драчие — всякая сорная трава. Наконец, драть на старорусском языке применялось как понятие пахать лесную новину, что скорее всего и определило имя селения. В то время как у монастыря Николы в Драчах рос вековой бор, по противоположной стороне реки Неглинной находилось урочище Пески, откуда появилось название церкви Спаса, что в Песках, или За Петровскими вороты.

В середине XVII в., исходя из переписных книг, на месте городища располагалась военная «в Листах», или «в Драчах», слобода. Вторая военная слобода — Пушкарская находилась примерно на месте Пушкарева переулка. В 1638 г. она насчитывала 374 двора. Уместно вспомнить, что Москва того времени была преимущественно военным городом. Статистика свидетельствует, что самое большое число дворов — 11 000 находилось именно в военных слободах, 3400 — в дворцовых и казенных, 1800 — в монастырских и владычных, 500 — в иноземческих и 3428 — в черных.