Москва - столица

Помимо пассажирских перевозок, московский трамвай обслуживал и грузовые. Так было и в годы Первой мировой войны и особенно в годы Великой Отечественной войны. Постоянно производились перевозки грузов — строительных материалов, продовольствия, топлива и т.п. Это обходилось городу более чем в два раза дешевле по сравнению с доставкой автогрузовым транспортом. Специальные электровозы везли целые составы из трамвайных и железнодорожных вагонов. Существовали и моторные платформы с одним или двумя прицепами. Грузовые поезда пускались почти исключительно в ночное время и отчасти в дневное. В последнем случае по специально разработанному графику и при наличии ответвлений для разгрузки, чтобы не мешать пассажирскому транспорту. Москва упрямо отстраивалась прямо под бомбежками, и в этой неустанной работе московский трамвай был незаменим.

...Утро в Москве начинается с трамвайных звонков. Сначала где-то вдалеке: «дрынь!», «дрынь-дрынь!» Все ближе. Все настойчивее. Ведь утро же! Утро!

Это еще не вагоновожатый прокладывает себе дорогу. Требует. Сердится. Спешит. Это сам вагон позвякивает на пустой улице. Потому что ему не мешают. Потому что на остановках его не задерживают одинокие заспанные пассажиры, а вожатый не крутит бесконечно свою ручку: вправо, влево, плавно — резко. Просто едет.

Конечно, трамвай — работа, хлопоты, нудные каждодневные дела. Но трамвай и праздник, особенно если тебе мало лет и тебя наконец-то после стольких упрашиваний и ожиданий берут с собой взрослые.

Ярко-малиновый. С надраенными до солнечного блеска поручнями. С разноцветными фонарями по сторонам круглого табло с номером над передним стеклом. Не просто разноцветными — каждый знает, что цвет означает цифру. Белый — единица. Зеленый — двойка. Желтый — шестерка. Фиолетовый — девятка. Чтобы издалека было видно: готовиться ли к посадке или снова ждать. И какая же радость, когда в промозглой поземке или сквозь струи дождя узнаешь «свой».

Две металлических ажурных ступеньки — жаль, что таких скользких в зимние дни. Ажурная дверца на открытую площадку, откуда все стараются протиснуться сквозь раздвигающуюся стеклянную дверь в вагон. Тугую — чтобы не распахивалась на ходу.

Конечно, интересней в моторном. Набранные из деревянных узеньких дощечек диваны покрашены в тот же ярко-малиновый цвет. И стоят поперек вагона: с одной стороны на двух человек, с противоположной на одного. Вот на такое-то место и важно попасть. Зимой, когда покрывает густой слой узорного инея, можно приложенным к окну пятаком оттаять ровную круглую дырочку и увидеть целый мир. А если хватит терпения, еще и поскрести вокруг дырочки той же монеткой, чтобы и вовсе оглядеться вокруг.

Те, кому не достались места, стоят, держась за широкие парусиновые петли, скользящие по протянутой вдоль всего вагона палке. Петли надо перехватывать, чтобы шаг за шагом двигаться от задней площадки к выходу — через переднюю. Здесь свой порядок: сначала чинно и не торопясь сходят (по-московски: не выходят, но сходят!) пассажиры, потом строго по очереди входят ожидавшие на остановке бабушки, мамы с детишками (непременно после бабушек!), просто пожилые люди. Оговаривать никого не полагается, как бы ни торопился вожатый, тем более толкаться. Очередь выстраивается и из обыкновенных пассажиров, тех, кто «с задней».

Вошедшие спереди непременно передают свои пятачки находящемуся сзади кондуктору, и это тоже ритуал, хоть и очень неудобный в час давки: высвобождать руку, протянуть ее соседу. За всеми остальными следит кондукторша. Крикливая. Громкоголосая. С большой кожаной сумкой через плечо и гроздьями билетных роликов на груди. В отношении них порядок часто менялся. То можно было за одну цену ехать весь маршрут, то маршрут делился на дистанции, каждая из которых требовала своей оплаты, и дальние путешественники после расчетов с кондуктором оказывались обладателями бесконечных лент.

Кондукторша объявляла остановку. Кондукторша же и решала, когда переполненному вагону достаточно облепивших его пассажиров. Сообщение с вагоновожатым было самым простым — веревка, протянутая через весь вагон и выведенная на площадку к вожатому. Кондукторша что было силы дергала свою механику. Над ухом вожатого отзывался звонок, и путешествие продолжалось.