Москва–Таллинн. Беспошлинно

— Профессии, — все ерунда, — он налил всем еще. — Вовсе от профессии не зависит, совсем! Можно быть веселым продавцом сосисок, а можно страдающей примой Большого. Ане гениальна в этом смысле. И выпьем за нее. Я называю это синдром Золушки, — эта сказка просто пособие, руководство к эффективному действию. Бедная девушка не зацикливалась на жалости к себе и не строила планы, она сосредоточенно выполняла рутинную работу и делала это весело. При этом знала чего хочет — хотела попасть на бал, но ее не заботило каким образом сие чудо произойдет. Фее-судьбе ничего не оставалось как выполнить ее мечту. И еще, наверное, самое важное — Золушка ни на кого не обижалась, не тратила попусту энергию, — ни на никчемного папашу, ни на злых сестер и мачеху. Это самый эффективный способ существования для женщины, которая вынуждена трудиться и зарабатывать.

«При чем же здесь Ане?», — подумалось Ларисе.

— В сказке упоминается, что Золушка в нудной работе использует природные стихии, когда дружит со всякими мышами и птицами, крысками.

— Золушка — даосец?

— Она деятельный фаталист. Мне нравится последняя часть сказки. Принц разыскивает ее по формально-антропологическому принципу, по размеру ноги. Ему вроде наплевать, девушка с какой душой и характером убежала от него ночью, главное — чтобы нога влезала в туфельку. Тупо. Золушка и это принимает с невозмутимой стойкостью. Во-первых, вспомните, она же ему кроме туфли не оставила никаких зацепок — адреса там или телефона. Как всегда смиренно полагалась на судьбу. Во-вторых, когда все окрестные девицы и ее сестры лихорадочно примеривали туфлю, выстроившись в очередь, — Золушка не волновалась, продолжала работать и таки спокойно дождалась своей очереди. Потому что была выше ожиданий… это сильно.

— Как это связано с Ане? — не выдержала Лариса.

— Много лет я ездил на этом поезде, наблюдал за ней. Дай поцелую тебя, дорогая моя, — Курбатов порядком опьянел. — Меня восхищало, что Ане умеет делать из своих дежурств праздник. Многие на ее месте киснут, проклинают судьбу и сеют ненависть. Дурнеют быстро в результате. А она — красавица, быть рядом с ней — счастье, это гениально… и просто. Причем знаете, знаете, что я заметил в Таллинне, в Эстонии вообще? Там немало таких людей, смиренноблаженных, что ли, уравновешенных. Мне кажется, из всех моделей христианства протестантизм с его обожествлением повседневного труда был ближе всего к гармоничной модели жизни, в европейских условиях. Не без перегибов, конечно, но эту модель еще римляне пытались внедрить, вспомните эдикты Цезаря — о патриотизме, другой вердикт против роскоши.

— А как мне быть? — Ларисе было стыдно, но хотелось сочувствия.

— Надеюсь, вы себя не жалеете?

— Иногда.

— Важно действовать каждый день. Знаете, есть такая формула: для пути важно, что ты не только сегодня, но и вчера сделал маленький шаг. Главный секрет — искренне забыть о призах, награда есть внутри самого действия. Я читал о миллионере из Южной Кореи, так он каждый день рано утром выходил на обычную улицу убирать мусор и считал, что это самая важная работа для его души. Представьте: раннее утро, птицы поют, ты делаешь полезное для людей и для себя… гениально… настоящая роскошь… счастье на самом деле очень доступно. А нам даже собственный дом бывает трудно убрать.

— У нас Лев Николаевич тоже любил попахать, — вспомнила Лариса.

Курбатов рассмеялся.

— Что с ним не так? Единственное — пытался навязать другим свои открытия. Но многое, я уверен, он делал правильно, иначе откуда у него бралась энергия, чтобы написать так много?

— Забирал у жены, — упиралась Лариса.

— Тогда не стал бы от нее бегать, скажу я вам.

… Напились до ужаса, успела подумать Лариса в постели, когда заполночь ее гости отправились спать в номер к Ане. Получилась настоящая московская вечеринка с абстрактными разговорами, наполненными эфемерной значительностью, испаряющейся вместе с алкогольными парами. Рассуждали об архитектуре, блуждали в завитках и колоннах последнего тысячелетия, и казалось, говорили так интересно, что нельзя заснуть, не записав редкие по точности суждения… голова все кружилась, Лариса заснула.

На следующий день проснулась в хорошем настроении, отправилась за покупками, набрала книг, потратилась на одежду для себя и для дочери, купила духи.

Позвонил Калинский, оказалось, что он в Москве. Они вместе пообедали. Затем Лариса вернулась в гостиницу, хотела было заняться статьей о лошадях — как вдруг что-то толкнуло ее, она почти побежала на Патриаршие.

Было два часа дня, солнце уходило с замерзшего пруда, но все еще освещало небольшую его часть. Лариса встала под старой липой так, чтобы видеть окна и балкон студии Стаса. Во всяком случае, где раньше жил Стас. Света в них не было. Странно осознавать, насколько близко она сейчас соприкасается с его жизнью.

* * *