Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий

Монгольские послы в Москве: мифы и реальность. Именно о монгольских послах на Руси сообщают нам иностранные авторы XVI в. Особенно часто цитируемыми в литературе являются Михалон Литвин и Сигизмунд Герберштейн [Литвин 1994; Герберштейн 1988]. Прежде всего, заметим, что и Литвин, и Герберштейн никогда сами не видели описанного в действительности. И в этом заключается их отличие от западноевропейцев XIII в., видевших все своими глазами, но в силу иного мировосприятия не сумевших адекватно передать социальную природу виденного. Информаторы-западноевропейцы XVI в. имели другие источники: либо письменные (летописи), либо устного происхождения [Лимонов 1978; Флоря 1982]. В их рассказах сведения, видимо, могли объединяться и переосмысливаться с приданием всем ритуалам оттенка «раболепия»[71]. Наиболее полно церемония встречи представлена у Михалона Литвина. «Прежде москвитяне были в таком рабстве у заволжских татар, что князь их [наряду с прочим раболепием] выходил навстречу любому послу императора и ежегодно приходящему в Московию сборщику налогов за стены города и, взяв [его] коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов» [Литвин 1994: 77][72].

Первую описанную Литвином ситуацию – выход князя за город и отведение коня посла – проанализировал А. Н. Насонов. Он верно подметил, что «иностранцы могли легко принимать отдельные случаи за обычный порядок» [Насонов 1940: 109]. К примерам такого рода он относит и случай, приведенный А. В. Терещенко (если не принимать его за вымысел)[73].

Вместе с тем А. Н. Насонов приводит и факты «встреч» на Руси монгольских послов из русских источников. Общий вывод исследователя: «Таким образом, вполне возможно, что и при приближении ханских послов князьям приходилось выезжать навстречу “с питьем и с дары”. Однако, если такой обычай и существовал, он, во всяком случае, не был повсеместен или перестал действовать к началу XV в.» [Насонов 1940: 109][74].

Нам представляется, что А. Н. Насонов совершенно напрасно нивелирует, приуменьшает значение данного ритуала, видимо, усматривая в нем какие-то уничижительные черты. Но ведь здесь явно просматривается своеобразный монгольский посольский церемониал, обязательный при встрече «гостя».

Встреча послов издавна практиковалась у монголов, да и вообще на Востоке [Веселовский 1911: 11]. Известен рассказ ряда арабских сочинителей о встрече египетского посольства представителями хана Берке. По Ибн Абдез захыру (секретарь египетского султана Бейбарса), египтян, переправившихся через Черное море, «встретил правитель этого края в местечке Крым»; «когда они приблизились к Орде, то их встретил (там) визирь Шерефеддин Эльказвини. Потом их пригласили к царю Берке» [Тизенгаузен 1884: 63]. С некоторыми подробностями об этом пишет Эльмуфаддаль: «Там встретил их правитель того края, по имени Таюк, у которого были лошади юлак, т. е. почтовые. Имя этой земли Крым… Когда они приблизились (к Орде), то их встретил визирь Шерефеддин Эльказвини, который разговаривал по-арабски и по-тюркски; он поместил их в прекрасном помещении и принес им угощение (состоявшее) из мяса, рыбы, молока и пр.» [Тизенгаузен 1884: 192].

Вести под уздцы коня приезжего посла означало большой почет для прибывающей стороны. Но почетной обязанностью это было и для встречающего. Европейцам же это казалось унизительным. Все же дело – в различных традициях и понимании их. «Только лошадь, по понятию кочевника, возвышает человека», – отметил Н. И. Веселовский [Веселовский 1911: 9]. Согласно восточному посольскому этикету, «степень почета стала измеряться большим или меньшим пребыванием в седле» [Веселовский 1911: 10]. Отсюда следовал ряд этикетных норм [Веселовский 1911: 9–10, 13]. Среди них – «“повести коня” перед кем-либо или под кем-либо значило выразить особенное почтение этому лицу» [Веселовский 1911: 10].

Что касается восседания ханских послов на княжеском троне, то это, видимо, фантазия автора или его информаторов.

С пребыванием монгольских послов на Руси связаны и имеющие хождение в исторической литературе известия об ордынском подворье, якобы находившемся в Московском Кремле в XIV–XV вв. Существуют две версии размещения этого двора. Одна связывает его с Чудовым монастырем, другая располагает его на месте, где в XV–XVII вв. стояла церковь Николы Льняного, или Гостунского [Панова 2001: 23–26].

Чудов монастырь был основан митрополитом Алексеем, по преданию, на территории бывшего ордынского (ханского) подворья в Кремле. Земельный же участок для постройки обители святитель получил во время поездки в Орду в 1357 г. за «чудесное исцеление» от слепоты ханши Тайдулы[75].