Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий

Федор Ростиславич поэтому вряд ли являет собой исключение не только среди ростовских, но и среди прочих русских князей. Та «честь», которая оказывалась ему в Орде, в целом была характерна и в отношении других князей. Разумеется, имели место и особенности, вызванные специфическим к нему благоволением. В определенной степени образ Федора Ростиславича предстает перед нами как собирательный, а его отношения с монгольскими ханами[64] – как стереотип поведения русских князей в Орде[65].

Вместе с тем, видимо, посещение русскими князьями ханской ставки было наполнено различными обрядовыми действами, составляющими в совокупности цельный ритуальный комплекс. По крайней мере можно выделить следующие компоненты: 1) въезд, сопровождавшийся поклонением различным сакральным объектам (что видно из рассказа о Михаиле Черниговском и других известий)[66]; 2) преподнесение даров-подарков[67]; 3) торжественная процедура «отдарка» – ярлыка и/или материальных благ – с пиром как непременным условием ритуала. Все это летопись очень кратко обозначает как «честь великая», или «пожалование», делая, естественно, акцент на положительные, не «унижающие» стороны этого пребывания.

Впрочем, двойственная коммуникация в архаическом ритуале – обычное явление. С одной стороны, «жесткая дистанция должна соблюдаться между правителями и их слугами, людьми и предками, неотъемлемая черта благостного дарителя – умение внушать благоговейный ужас». Но, с другой стороны, «знаки власти являются одновременно залогом истинной коммуникации, возможной лишь как слияние, преодоление структурного разрыва» [Крюков 1987: 13–14][68]. Обе эти стороны архаической коммуникации превосходно прослеживаются на русском материале.

Сакральная природа ярлыков должна была предусматривать и определенный ритуал их передачи и последующего вокняжения. Уникальные сведения о церемонии поставления русского князя (Ярослава Ярославича в 1264 г.) в Орде находим у В. Н. Татищева. «Егда прииде Ярослав в Орду, и хан прият его с честию, даде ему доспех и повеле обвестити его по чину на великое княжение. Коня же его повеле вести Володимеру Резанскому да Ивану Стародубскому, бывшим тогда в Орде. И августа месяца отпусти его с послом своим Жанибеком и с ярлыком на великое княжение»[69] [Татищев 1996: 44].

Вокняжение же происходило хотя и в присутствии ханского посла, но на русской территории – причем по обычаям, идущим из древности. На Руси этот важнейший ритуал усматривается с рубежа X–XI вв. [Толочко 1992: 142]. В последующее время «посажение на стол» приобретает традиционный характер. Кроме наблюдений конкретного свойства, А. П. Толочко делает и некоторые обобщения относительно этого обряда. Он пишет, что «в обрядовой стороне княжеского настолования проявляются многие основополагающие принципы доктрин властвования. Исследование ритуала может многое сказать и об идеологии. Так, например, даже такая деталь, как место посажения на стол, может свидетельствовать о соотношении языческого и христианского понимания личности князя и характера его власти. Наличие церковного обряда – или участие в нем церкви – говорило бы о степени усвоения христианского учения о богоданности светской власти и сакральной ее санкции. Употребляемые при коронации одежды, наличие специфических регалий – о влиянии византийских учений. К сожалению, все эти и многие другие вопросы, связанные с проблемой интронизации русских князей, еще ждут своего исследования» [Толочко 1992: 140] (см. также: [Савва 1901: 110–111]).

Оставляя означенные перспективы исследований относительно Древней Руси, отметим, что названные А. П. Толочко проблемы, связанные с интронизацией, прослеживаются на позднем материале. Традиции интронизации, сложившиеся в «домонгольский период», в частности, в Северо-Восточной Руси продолжили существование и далее. Так, известно, что в 1175 г. «Ярополка князя посадиша Володимерьци с радостью в городе Володимери на столе въ святеи Богородице, весь порядъ положше» [ПСРЛ, т. I: стб. 374; т.: стб. 597–598]. Видимо, не изменились они и несмотря на монгольское вмешательство. Чин вокняжения, писал В. И. Савва, «можно думать, соблюдался… и в период монголо-татарского ига» [Савва 1901: 111] (см. также: [Бычкова 1996: 101]).

Вместе с тем он соблюдался, так сказать, не столько в измененном порядке, сколько с наличием дополнительных процедур. Исследовавший этот вопрос А. В. Горский высказал предположение, что, если великие князья сажались на стол ханскими послами [ПСРЛ, т. XXV: 218], обряд посажения должен был делиться на две части: светскую – посажение князя послом у дверей церкви, и церковную – совершавшуюся в храме [Горский 1882: 19–20] (см. также: [Барсов 1883: XIV]).