Для идеологического обоснования своих политических устремлений Михаил Ярославич Тверской позаботился о составлении собственного летописного свода[196]
. Не оказал ли князю в этом деле помощь и приехавший на север Руси митрополит Максим? Первоиерарх мог содействовать в получении необходимых для этого списков летописных записей из разных земель Руси[197], ведь он «имел возможность беспрепятственно получать летописный материал из местных епархий» [Насонов 1969: 247]. Во всяком случае, удобный момент для просьбы предоставить подобный список из новгородской владычной библиотеки представился Максиму во время поставления в архиепископы Феоктиста. Кстати, на берега Волхова митрополит ездил вместе с Тверским архиереем. Симпатизировать митрополиту должны были и в Рязани – хорошие отношения с местной кафедрой установились у него после решения вопроса о Черном Яре (об этом мы еще скажем ниже). Значит, Максим мог обратиться к ее властям с тем же: выслать материалы местного летописания. Таким образом, первоиерарх способствовал созданию нового крупного летописного свода Северо-Восточной Руси, в центре внимания которого оказывалась усиливавшаяся Тверь.Владимир в то время терял свое значение, причем не только как центр земли, но и как собственно город: его хозяйство, по свидетельствам, полученным археологами, было в кризисе (см.: [Жарнов 2003: 50, 52, 53, 57]). Поддержать престиж города могла бы лишь передача его стола в собственность какой-либо одной княжеской ветви (так как великие князья, зная, что Владимир можно в любое время потерять, заботились главным образом о своем родном городе – своей отчине). Максим же не проявил здесь дальновидности и поддержал старый порядок в ущерб новому (передачу власти по боковой ветви княжеского рода, а не по нисходящей). А между тем митрополиту было бы выгодно опереться на сильную власть князя [Соколов 1913: 202–203].
Перенос митрополии, конечно, имел более серьезные причины, чем просто очередное разорение Киева татарами, он, как мы видели, соотносился с общей миграцией населения на северо-восток. Этот шаг давно назревал: его, безусловно, подготовили частые визиты первоиерархов – Кирилла и Максима. И если первый из них колебался между севером и югом, второй сделал окончательный выбор, но, как показала история, выбор этот был не совсем выверен: Максим «не мог отгадать, что Владимир со своей областью есть средство для князей, а не цель, ему нужно было избрать сильнейшего из борющихся, а борьба продолжалась» [Карпов 1864: 26].
В 1303 г. состоялся «снем» князей в Переяславле, на котором присутствовал и Максим [Приселков 1950: 351; ПСРЛ, т. XVIII: 86]. В результате съезда было выработано соглашение: спорный Переяславль остался за Юрием Московским, но с условием его перехода в руки наследника Андрея Городецкого на великокняжеском столе [Кучкин 1984: 129–131]. По мнению Н. С. Борисова, «можно думать, что… именно митрополит Максим нашел компромисс, позволивший хотя бы на время избежать войны между князьями» [Борисов 1995: 48]. А. А. Горский считает, что на итоги переговоров повлияло подкрепление Даниилом Александровичем каким-то образом своих притязаний в Орде и нежелание ханов слишком усиливать городецкого князя [Горский 2000: 42]. На наш взгляд, эти версии не являются взаимоисключающими: митрополит вполне мог найти данное
После смерти Андрея Александровича Городецкого в 1304 г. законным правителем становился Михаил Тверской. Его соперником был Юрий Данилович. Митрополит употребил силу своего убеждения, чтобы удержать Юрия от борьбы за власть и от визита в Орду: «Блаженныи и приснопамятныи митрополитъ киевьскы и всея Руси Максимъ съ многою мольбою браняшеть ити в Орду, глаголя: “Азъ имаюся тобе с великою княгинею Оксиньею, матерью князя великаго Михаила, чего восхощешь изъ отчины вашея то ти дасть”» [ПСРЛ, т. VI, вып. 1: стб. 376]. Э. Клюг обосновал достоверность этого известия о вмешательстве митрополита, которая была поставлена под сомнение некоторыми историками [Клюг 1994: 100, 133]. На фоне этого выглядит странным мнение Р. Пайпса о том, что митрополит в это время предпочитал прочим городам Москву и лишь из «желания держать формальный нейтралитет» принял решение поселиться после ухода из Киева во Владимире [Пайпс 1993: 91–92].