Новгород отнюдь не был разгромлен, и он не стал бы терпеть никакого «сверхлимитного» насилия над собой в виде дополнительных «контрибуций» для Феогноста. Василий Калика предпочитал уступки в церковных вопросах политическим, тем более что митрополит имел право власти над Новгородом. Но такое положение не нравилось гордым новгородцам. Духовенство занимало важнейшую нишу в политическом устройстве города-государства, и любые его притеснения со стороны вызывали неудовольствие народа. При этом совсем не обязательно митрополичьи разбирательства были неистинными (ср. [Соколов 1913: 291]), людям не по нраву было само замещение функций их владыки кем-то другим. Естественно, что митрополит, напротив, считал себя вправе вершить суд, где ему будет угодно, и получать соответствующие «кормы» (особенно если вспомнить о кидемониальной теории). Кроме того, у Феогноста было много сопровождающих, что еще более усугубляло финансовые и моральные издержки новгородцев. Вообще, архиепископу было сложно вести свои дела с митрополитом, который требовал от него подчинения, а новгородцы, наоборот, хотели независимости от первоиерарха. Архиепископ зависел и от них, и от митрополита. Он был между двух огней и имел мало пространства для политического маневра.
Но Василий Калика нашел выход. В 1346 г. он отправился в Москву за князем и одновременно посетил митрополита, который на месте дал свое благословение (Симеон поедет в Новгород без Феогноста) [НПЛ: 358]. Едва ли в финансовом плане архиепископ что-то выиграл, скорее даже наоборот, ему пришлось внести довольно серьезные сверхплановые платежи. Но он достиг важных политических выгод: ему были пожалованы крестчатые ризы (эти ризы имели для новгородцев огромное значение, и в дальнейшем новгородцы будут чрезвычайно ревностно оберегать право на это отличие для своего владыки), не нарушался суверенитет владычного суда, что не могло не вызвать удовлетворения у граждан Новгородской земли. Это было дипломатической победой Василия Калики: довольны остались и митрополит, и паства, а такого согласия добиться было нелегко. Возможно, архиепископ смог здесь как-то использовать в своих целях влияние на первоиерарха великого князя.
В 1352 г. Василий Калика отправился по призыву псковичей в охваченный эпидемией чумы город. Вернуться живым ему было не суждено: он умер на обратном пути[223]
[НПЛ: 100, 362]. Конечно, поездка в Псков в тех условиях требовала огромного мужества, и архиепископ нашел в себе силы до конца выполнить свой пастырский долг. При этом визит Василия, естественно, приносил и политические выгоды Волховской столице, ибо это должно было улучшить отношения с его «младшим братом».Псковский мор, перекинувшийся позже на всю Русь, показал, насколько изменилось религиозное сознание людей. Многие в ожидании скорой гибели от страшного недуга раздавали «имение свое отдающее въ милостыню церквам и монастырем, попом, духовным отцам и нищим… Ови от богатества села давахоу святым церквам или манастырем, дроузии же во озере ловища, и сады или что от имении своих, тем хотяче собе имети в память вечную» [ПСРЛ, т. V: 21]. Практика передачи имущества «на помин души» обозначила связанный с углублением христианизации переход от сознания религиозного оптимизма, свойственного Древней Руси, к мысли о необходимости серьезных усилий для собственного спасения. «Передача значительных материальных средств на помин души церквам и монастырям – ярчайшее свидетельство начала колоссальных изменений в сознании неофитов, еще вчера радостно уверенных в гарантированности собственного спасения» [Алексеев 2002: 62].