Москвичи и черкесы

Здесь жил командующий войсками Кавказской линии и Черномории, здесь решались экспедиции в горы, здесь раздавались места и награды за отличия и походы. Нынешний сонный Ставрополь только по преданию знает, какою бойкою жизнью жил он лет 50–60 назад. Каждую весну город наполнялся шумным роем военной молодежи, приезжавшей «из России» для участия в экспедициях. Одни искали сильных ощущений, другие – дешевых отличий, третьи, меньшинство, хотели практически научиться военному ремеслу, известному им только по книжкам и «плац-парадным учениям». В Ставрополе распределяли по отрядам этих гостей, или фазанов, как их называли коренные кавказские служаки. Пустогородовы прибывают в столицу Северного Кавказа в самый разгар перелета «фазанов». Автор знакомит читателя с наиболее типичными представителями этой породы в целом ряде портретов. Они перемежаются со старыми кавказцами, вспоминающими с сожалением о временах Ермолова и Вельяминова, с инженерами, провиантскими комиссионерами и всякими иными чинами, имеющими то или иное отношение к штабу командующего войсками на Кавказской линии. Все это толпится в единственной ставропольской гостинице, кутит, играет в карты, беседует об ожидаемых наградах, рассчитывает выгоды прикомандирования к тому или другому отряду на время экспедиции.

Действие повести кончается на Кавказских минеральных водах, куда братья переезжают из Ставрополя для свидания со своими родителями. Описанию образа жизни на Водах отведено автором очень мало места. Зато нарисована очень живо и едко приемная важного сановника, где властвуют его начальник штаба и адъютанты.

Что же нашел военный министр опасного в такой, по-видимому, невинной повести? Ключ к разгадке заключается в приведенных нами словах князя Чернышева: «Книга эта тем вреднее, что в ней – что строчка, то – правда».

Действительно, в «Проделках» изображаются кавказские деятели и события того времени в их истинном виде, без тех прикрас, которые считались признаком благонамеренности сочинения.

Кавказ вошел в моду в русском обществе с легкой руки Бестужева-Марлинского. Из его повестей читатели узнали впервые, что кавказские горцы не дикари и хищники, а рыцари, правда, необразованные, но зато одаренные благородными чувствами и вулканическими страстями. Марлинский попал на Кавказ во время управления Паскевича. Если Аммалат-бек, Мулла-Нур и прочие горские герои сделали Кавказ обетованною страною для романтически настроенной молодежи, то эпоха Паскевича показала, что в этой чудной стране можно, кроме того, легко и скоро сделать хорошую карьеру, конечно, при удаче и протекции. И вот, пока чувствительные дамы и девицы восхищались пламенным любовником Султанеты и распевали модный романс «В горах я встретила черкеса», молодежь устремилась на Кавказ добывать себе чести в битвах с этими черкесами. Журналы того времени наполнились описаниями эпизодов о пребывании в плену у горцев, о черкешенках дивной красоты и т. д. Война считалась как бы естественною принадлежностью края, Кавказские горы – какой-то практической школой военного искусства. Никто не задавался вопросом, ради чего ведется эта постоянная война. Официальные сведения сообщали время от времени об экспедициях в горы, всегда успешных, о покорении того или другого племени, а то и целого десятка племен, но тоже никогда не излагали общего плана и конечной цели этих экспедиций, не давали ответа на вопрос: почему же война тянется без конца, если мы каждый раз имеем успех и приводим к покорности какие-то народы? Откуда берутся у горцев все новые борцы, если в каждой стычке они гибнут целыми сотнями?

Повесть «Проделки на Кавказе» проливает некоторый свет на эти загадки.

Приподняв край той красивой декорации, которая закрывала от непосвященных истинное положение дел на Кавказе, автор повести осмелился показать читателю закулисную сторону кавказской войны, познакомить его с некоторыми героями сцены в их домашней обстановке. Разоблачения были очень умеренны, но, по тогдашнему времени, показались слишком смелыми и даже дерзкими. Эпиграф «Не любо, не слушай, а лгать не мешай!» не обманул бдительное начальство. Книга подверглась запрещению не за ложь, а за правду.