Москвичка

— Ищи их! Они сейчас кто где. А меня что-то к домашнему, семейному тянет. Так сказать, к очагу. Ну, давайте целоваться!

В скользящих поцелуях гостя грусть: пресекаются, как срывается голос у огорченного человека. Женщинам достаточно было переглянуться, чтобы решить: «Конечно, съездил к своему сыну в Николаев — и вот…» Они знали, что ту семью Виктор всегда покидает расстроенный. Сын с детства был равнодушен к морю и не очень привязан к отсутствующему подолгу отцу. Дружба у них так и не сложилась. Невестка оказалась под стать сыну — замкнутая, невеселая женщина. Виктор вообще, может быть, к ним бы не ездил, если бы его не встречали радостно внук и внучка. Маленький внук картавил: «Дед, привез кита на обед?», а внучка сразу возле порога показывала ему рисунки кораблей, похожие на плывущие избушки с трубой. Эти мелочи можно было принимать за что угодно — за необыкновенную любовь к деду или желание новых развлечений, и развлечения, конечно, были нескончаемые, включая удивительные и невероятные морские рассказы перед сном, но зато трудно было не разглядеть детское страдание в том, как внук и внучка ходили надутые, отворачивались и сердились на близость расставания.

Женщины знали: теперь Виктора трудно будет отвлечь, сколько ни рассуждай с ним о высоких материях, сколько ни угощай домашними яствами, сколько ни говори с ним о научных проблемах, о неожиданностях и катастрофах больничных буден.

Но вот они заговорили о Медведеве.

— Как? — быстро спросил Виктор, узнав о решении Олега Николаевича не ехать на Бауманскую. — Не узнаю! Пренебрегать моей сестренкой? — Он возмутился. — Ну, я ему задам трепку — живо двинет за тобой хоть на край света!

— Нет-нет! — воскликнула Ольга и даже сверкнула глазами. — У меня уже нет мест.

Помолчали. Пристально взглянув на сестру, Виктор внезапно спросил:

— Сидишь, насупилась. Очень напоминаешь моих внучат. Что с тобой?

Сестра ознобливо повела плечами. В комнате было жарко.

— Мне, Витя, передалось твое настроение.

— Интересно, а какое у меня такое настроение? Я, кажется, веселей вас обеих.

— Насчет домашнего очага…

— Ах, вот… Да, у меня не все ладно. Ну а тебе о чем волноваться? Молодая, красивая. У тебя очаг будет как надо. Скоро! Мужским духом повеет, это я тебе предсказываю. Эх, сестренка! Это мне плохо, китобою, да таким, как Медведич, с его увечьем…

— С увечьем? Да он у нас таким кавалером станет! Ты его еще не видел. Не равняйся!

— Нельзя равняться? — удивился Виктор и рассмеялся от удовольствия. — Неужто уже настолько хорош?

— Увидишь.

— Семью его отыскала?

— Отыскала.

Ольга сказала это тоном, прекращающим расспросы.

Мать тут некстати вставила:

— Бродяги вы морские. Несчастливцы.

Виктор посмотрел на обеих женщин и переменил разговор.

— Мы приготовили для него сюрприз. Вы, конечно, уже заметили: это мужик непоседливый. Он как-то говорил: надоест море, куплю машину, буду во время отпусков ездить по стране. Я, говорит, мало видел, разве когда шоферил, а в воздухе не посмотришь как следует. Вот мы и сложились — легко было, народу на флотилии куча мала, собрали на «Москвича» с ручным управлением. Достать быстро, да еще с ручным, оказалось, правда, делом нелегким, но мы все навалились на капитан-директора. Он, конечно, не хотел — хлопотно, но и отказаться не смог. В Москве тут ему помогли: в один момент все сделали — он даже не ожидал… «Бродяга» наш теперь с машиной!.. Может, еще нас троих покатает…

Ольга порывисто встала, нежно провела рукой по чисто выбритой щеке Виктора и вышла в кухню.

2

…Ввалились Леня Кранец, Кошелев, Паша и Сережка Мурашовы и Виктор Петрович. А вместе с Виктором вошла и Ольга Николаевна.

Она помнила, увидев гостей Медведева, рассказ Виктора о знакомстве командира вертолета со старшим матросом Мурашовым. Сережка был братом старшего матроса — и, значит, тем самым Сережкой, который, не морщась, пил на острове морскую воду, а для других, лазая по скалам, добывал пресную. Она заметила: будучи явно моложе Паши, он старался выглядеть постарше, боялся улыбнуться и вроде бы не смотрел на нее. Остальные, без сомнения, с первого взгляда были покорены ею, и радость их встречи с выздоравливающим товарищем еще больше вспыхивала от удовольствия, почти восторга, с которым они оглядывались на Ольгу Николаевну. Им было приятно запросто говорить при ней Виктору «Витя», а Олегу Николаевичу «Медведич».