Я стою, прислонившись спиной к тоненьким перилам виадука, и смотрю на Выфя. Выфь сидит ноги бубликом и вяжет на пальцах узлы из куска шпагата. По идее, я пришла сюда, чтобы оглядеться, а Выфь – чтобы со мной ничего не случилось. Но он демонстративно показывает, что доверяет мне и не думает, что я попытаюсь прыгнуть с виадука вниз головой. А я, в свою очередь, конечно, могу перестать смотреть на Выфя и поизучать пейзаж. Как будто там есть что-то новое.
У меня за спиной океан и небо. Точно такие же, как из любого окна у меня дома. Справа торчит одиноко на трех опорах обломок Моста с нелепо высоким зданием университета на нем, вокруг той опоры, что осталась от внутреннего ряда, – деревянные причалы, хвосты их тянутся внутрь бухты, как будто задутые ветром. Несколько черных глыб разного размера там и сям так же нелепо торчат из волн. За ними высоко обрывается в воду отрог гор, защищающих бухту. За ним, вдалеке, сереют плавни, за которыми где-то там в океан впадает река Первого Севера. Он так называется, хотя никаких других Северов давно нет. Передо мной бухта, в бухте стоят три корабля, один из них – тот, на котором мы прибыли, в каюте лежат книги, и при мысли о том, сколько мне сегодня еще зубрить, становится дурновато. Слева сидит Выфь, загораживая спиной рабочий спуск с виадука, за ним видны улицы и дома, и за обрывистый южный берег заворачивает южный съезд.
Теоретически по нерабочему спуску сойти-то тоже можно, но он, мало того что становится чем ниже, тем круче и входит в воду уже совершенно отвесно, входит именно там, где, между прочим, очень глубоко. Братья пару раз ради развлечения спускались туда, сначала по ступенькам, а под конец уже на руках. В крайнем случае, сорвавшись, падаешь в воду – если снизу кто-то страхует, сидя неподалеку в лодке, то не страшно.
Выфь сбрасывает узел с пальцев, превращая узор, обозначающий созвездие Оленя, обратно в кусок шпагата. Сматывает шпагат на растопыренные пальцы левой руки, внимательно смотрит на меня.
Выфь вроде бы такой же, как и все Братья. Он худой и ловкий. У него длинный острый нос, густые черные брови и вьющиеся черные волосы. Выфь свои собирает в косичку, а сверху надевает платок или зюйдвестку. Сейчас погода теплая, так что он в платке. Они почти все носят платки, кроме Ры и Замба, которые сбривают все наголо и надевают шапки прямо на щетину. Говорят, отлично держится. А вот усов, как у Выфя, почти ни у кого нет. Усы и борода у Братьев растут еще не густо, и они бреются. Выфь же ходит с тонкими полосками над верхней губой и щиплет их, когда чем-то доволен.
Сейчас он не выглядит довольным нисколечко. Он спокойно смотрит на меня – светло-серые глаза на загорелом лице кажутся прозрачными, – и я отлично понимаю, о чем он думает.
Нет, это не то, как сами Братья слышат друг друга и как они не оглядываясь передают друг другу хлеб или инструменты – точно из руки в руку. Но я хорошо знаю Выфя, и Выфь хорошо знает меня.
Он смотрит на меня и думает: «Как долго мы будем тут торчать?»
Я ничего не говорю, но отлично понимаю, что он точно так же знает, что думаю я. И я думаю: «Пока я не придумаю что-нибудь».
«А в чем, собственно, проблема?» – Выфь едва приподнимает правую бровь.
«Проблема в том, что я больше так не могу, а куда убежать, не знаю».
«Что же тебя держало раньше?» – Тень иронии ложится на его улыбку.
«Алкеста», – думаю я. Улыбка Выфя исчезает.
– Чем я могу тебе помочь? – говорит он прямо.
– А чем теперь поможешь?.. Почему вы не помешали ей? – Я понимаю, что последние слова я уже не говорю, а почти рыдаю.
– Как мы могли ей помешать? – печально говорит Выфь и смотрит на свои руки с повисшим мотком шпагата.
– Ее надо было отправить по лоциям куда-нибудь, где хорошая медицина. Где ей бы прервали беременность. Я знаю, в Седьмом Севере это точно было можно.
– Где нынче Седьмой Север? – хмыкает Выфь, не поднимая взгляда. – И поверь, Колум ее просил. Но, чтобы выйти в любую лоцию, надо же попасть к Мосту. А она…
Выфь не продолжает, но я снова слышу, о чем он думает. Алкеста знала, что детерминанта не позволяет ей иметь детей. Она надеялась, что, раз Мост сломан, это отменяет детерминанту, но появляться в его пространстве все равно боялась. А когда все началось, было поздно. Жизнь вытекла из нее за считаные часы.
– Но вы же как-то уговорили Локи, когда… – отчаянно говорю я. Выфь дергается, как от удара, и смотрит на меня.
– Подожди, сестра, – перебивает он, – подожди, подожди. Мы дураки. Ведь ты права, и Алкеста для тебя – как Локи для нас…
Выфь молчит, по его лицу мчатся тени мыслей – слишком быстрых, слишком спутанных, чтобы я могла их разобрать, и к тому же – я точно знаю – сейчас над моими словами думают все Братья. Все выжившие, точнее. А я – вдруг – поднимаю руку и кусаю себя за кулак. Потому что понимаю – да, очень поздно, да, я тоже умудрилась не заметить того, что у меня прямо перед носом, что да, для них Локи – то же самое, что для меня Алкеста.
Братья называют меня сестрой, но это неправда. В генеалогии нашей семьи морской черт хвост сломит. Беспорядок начался два поколения назад, когда беда случилась с моим дедом. Он был волшебник. У него была беременная жена, должность и двое взрослых сыновей. Над ним поставили эксперимент, жена умерла в ту же ночь, родив двадцать шесть недоношенных мальчиков, деда выгнали с должности и прокляли, сыновья его ушли в бега. Средний сын – тоже волшебник – создал из неведомо чего себе жену, и эта его жена вырастила всю чертову толпу маленьких деверей и, видимо, надорвалась, потому что своих детей, меня и Эрика, отдала на воспитание его старшему брату и его жене. Тем более мужа у нее, то есть нашего с Эриком отца, все равно к тому времени убили. Так что Выфь, один из двадцати шести Братьев, формально сирота (дед-то тоже уже умер), а у меня формально мать жива. А на самом деле наоборот.
– Как же вы справились? – в конце концов спрашиваю я.
– Это все Шторм, – говорит Выфь угрюмо. – Она сказала Локи, что если та выпустит себе кишки посреди Моста, то просто выгорят, как в прошлый раз, одна или две арки, а съезды останутся, где были. Она сказала, что нужно воздействовать понемножку, но одновременно и в нескольких местах, очень точно. И тут-то мы и влезли.
…Почему Шторм не переговорила с Алкестой?.. Нет, они, кажется, разговаривали, и довольно много, но я-то не слышала о чем. У Шторм нет детей, и не похоже, чтобы она собиралась их заводить. Ладно, о Шторм я подумаю сама, да и спросить ее сама могу, она не кусается.
– И Локи вам позволила? Чтобы вместо нее одной погибли пятеро из вас?
– Не вместо. Говорю же, Шторм остановила ее только тем, что вылить всю Локи в одном месте не дало бы… Нужного эффекта. А сделать что-то абсолютно одновременно, стоя в полумиле друг от друга, можем только мы, – с упреком говорит Выфь. А потом добавляет: – А погиб Халь. Только он. Ты не права.
«Как бы не так!» – молчу я и сжимаю челюсти, чтобы не закричать.
– Мы говорили тебе много раз, – твердо отвечает Выфь, – мы иногда слышим Ззу. Ры один раз слышал Ри. Они живы. Просто очень далеко.
И тут я понимаю, зачем я здесь. И понимаю, что Выфь это тоже знает, еще раньше меня, и что он отчаянно не хочет мне помогать, и что никто из Братьев не хочет мне помогать, но что ему придется.
– Расскажи мне все-все, что вы делали и кто из вас где находился, когда вы уронили Мост, – говорю я. – Раз Алкесту не вернуть… Я пойду искать Лмма.
Выфь мгновение таращит на меня свои прозрачные глаза, а потом хохочет и широко разводит руками, обводя круг – море, Гора, обломки Моста.
– Да разве ж я против? – наконец отвечает он, и в его голосе я слышу вовсе не смех. – Да кто ж может быть против? Конечно, ищи!