— Задумалась я о «Курочке Рябе», — сказала Лидия Алексеевна. — Вы помните эту сказку? — Она посмотрела на Петрова и на Костю уже сухими глазами. В ее каменном голубом гарнитуре глаза были самыми голубыми и самыми драгоценными. — Я вам ее напомню. Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба. Снесла курочка яичко, не простое — золотое. Дед бил — не разбил. Баба била — не разбила. Кстати, зачем они били золотое яичко? Дед, понимаете ли, бил — не разбил. Баба била — не разбила. Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Плачет дед, плачет баба. Опять же, кстати, — если били, то зачем плачут? Ведь цель достигнута. А курочка кудахчет: «Не плачь, дед, не плачь, баба, снесу я вам яичко не золотое, а простое». Спрашивается, о чем сказка… Александр Иванович, скоро Рыжий Левка придет, отведите его в столовую. — Лидия Алексеевна встала и пошла к двери. Шаг у нее был уверен и зол.
— А вы знаете, когда бьются золотые яйца? — спросил Костя.
— Нет. — Лидия Алексеевна остановилась в дверях.
— Когда падают. — Костя вытянул длинные ноги в разбитых красно-белых кроссовках чуть ли не на середину комнаты. — Моя бабушка толковала эту сказку просто.
— Как же?
— Золотое яичко — это любовь. Вот и бьют свою любовь дед и баба. А мышка та серая — сплетня. Вот и плачут они над разбитой любовью.
— Кто же тогда курочка?
— Судьба. Мораль. Если хотите — Афродита.
— А простое яичко?
— Долг. Иногда говорят — привычка.
Лидия Алексеевна смотрела на Костю с разгоревшимся любопытством, близорукие ее глаза потеплели, даже замутились золотистыми пятнышками. И вышла сна, не хлопнув, как ожидалось, дверью.
Перед обедом пришел пятиклассник Рыжий Левка с двумя товарищами. Они были похожи на связку гранат.
— Мама у начальства, — сказал Петров. — Велела вас в столовую отвести. А может, пойдем в мороженицу?
— В мороженицу мы одни сходим. — Левка переглянулся с товарищами, из чего стало ясно, что в мороженицу они пойдут не одни.
Петров прожил с Левкой неделю: Лидии Алексеевне нужно было срочно поехать в Москву к оппоненту, а Левка был болен. Тогда он учился в четвертом классе.
— Вы поезжайте, — сказал Лидии Алексеевне Петров. — Я с вашим Левкой побуду.
Левка был скептичен и мрачен. Он паял радиосхемы и говорил несколько слов, чаще всего: «пробьемся», «нормально» и «в семечко».
Когда вернулась мать, Левка на прощанье произнес речь:
— Дядя Саша, хотите я к вам приходить буду? А то, я вижу, вам дома тоже поговорить не с кем.
— Пробьемся, — сказал Петров. — И в семечко.
Когда он вернулся домой, пожив с Рыжим Левкой неделю, Софья сказала:
— Мне кажется, ты бы не прочь там застрять.
Петрову нужно было бы заслониться неопределенной улыбкой, ответив: «Конечно, конечно», — но он раскрылся, застрекотав:
— Чушь. Глупости. Что за бредни. Нет слов.
В столовой, как полагается мудрым, ели молча, размышляли. За компотом Левка сказал:
— Дядя Саша, мне мама обещала трюндель, а ждать ее у меня нет времени.
— Трюндель — это что?
— Треха.
— Учу-учу бабушку, — подосадовал один из Левкиных друзей. — Простые вещи не может запомнить.
Петров выдал Левке «трюндель».
— Скажи мне, как ты относишься к Бабе Яге? — спросил он вдруг.
Левка недовольно глянул на своих ухмыляющихся друзей. Потом на Петрова посмотрел строго.
— Дядя Саша, если бы я вас не знал, я бы подумал, что вы над нами желаете подшутить. Но вы серьезно, и я серьезно — так?
— Так.
— Я думаю, там без подлости не обошлось. Я невысокого мнения о наших предках. — Мужественный пятиклассник выловил грушу из компота пальцами, съел ее, нарочито чавкая, и компотом запил.
Вернувшись в отдел, где по-прежнему никого, кроме уснувшего за столом аспиранта Кости Пучкова, не было, Петров сосчитал алебастровых купидонов — их оказалось двадцать восемь — и спросил:
— Костя, как ты относишься к Бабе Яге?
— Хреново, — ответил Костя.
— Ты помнишь сказку «Гуси-лебеди»?
— Ага. — Костя поднял голову, вытер губы ладонью. Вскочил. Плечами потряс. — Где Иванушку гуси-лебеди унесли?
— Тебя не удивляет, что лебеди, на Руси символ красоты, верности, доброты, совершают такое черное дело — крадут ребенка?
— Чего это вы на меня со сказками? Я к сказкам и в детстве относился плохо, я шахматы любил.
— Но ведь истолковал «Курочку Рябу»?
— Я над «Курочкой» думал.
— Подумай и тут. Куда гуси-лебеди приносят Иванушку?
— К Бабе Яге.
— Когда же это белы лебеди стали птицами Бабы Яги?
— Действительно. Интересное кино. — Глаза у Кости начали раскаляться из глубины, как уголья в кузнечном горне.