– Это ничего, – сказал Петров, – мы среди прочих тоже не брюнеты.
Носиков присоединился к компании, и они долго ходили вдоль канала Грибоедова, по его мостам и окрестным улицам.
76
Этим вечером Носиков, наконец, сделал то, что собирался сделать уже давно, но до сих пор не решался.
Он налил себе в стакан сухого «Каберне» до половины, добавил «Столичной» и, задержав дыхание, выпил. Чтобы закусить, съел бутерброд из черного хлеба со шпротами.
Когда выпил, задумался. О чем было это, сказанное бомжом, «спасибо»? Что же он, Носиков, сотворил такое, что мало кто может? А ведь и Георгий по фамилии Сеге (последняя буква – «Ё») говорил что-то подобное. Носиков положил перед собой листок с коротким рассказом про Ипполита, переделанного из Афанасия. Вроде бы просто слова, написанные в строчку, но помнилось, что, когда извлекал их из темноты, вместе с ними как будто тянулось и выходило на свет что-то непонятное, но готовое обрести значение, вес и место в ряду. Неприятно, думал Носиков, когда тебя используют втемную. И стоящий у мусорного бака Ипполит (прежде вроде бы живописный мужик Афанасий) казался уже неприятен, даже страшен с его бородой и зубами. И страшна была черная ватага бурлаков с картины – не дай бог встретить такую во сне на мосту через канал Грибоедова.
Носиков прошел в туалет, сжег листочки с рассказом над унитазом и спустил воду.
Вернувшись к столу, он сделал себе еще полстакана смеси и бутерброд. Сел и задумался, стоит ли второй раз пить гадость.
Тут в дверь позвонили, оказался Георгий.
У него была сумка через плечо, а в руке – черный тубус.
Носиков налил ему и смешал в стакане.
– Это я должен пить? – спросил Георгий.
– Разве это не ваш любимый коктейль? – усмехнулся Носиков. Он усмехался, стоя над Георгием, который сидел в низком – таком неудобном в этот момент – кресле. Он положил на плечо сидевшему тяжелую руку, не давая ему подняться (чувствуя себя в этот момент плечистым и сильным Жуковым, а может, и кем покруче), а другой рукой поднял его сумку и бросил на стол. Пошарив внутри, он достал из глубин кудлатый парик и накладную бороду. Приложил бороду к лицу Георгия, который все это время, кажется, и не думал сопротивляться, и посмотрел на то, что получилось. – Ипполит! – воскликнул он торжествуя.
– К чему эти телодвижения? – поморщился Георгий.
– Хотите знать, как я догадался? – продолжал радостный Носиков. – Одна фраза, однажды сказанная вами по неосторожности, запомнилась мне, и она навела на мысль.
– А я ничего и не собирался скрывать. – Георгий достал из сумки еще одну бороду, аккуратно подстриженную и черную – ту, которая была у Ипполита в памятный день их знакомства (а до того Носиков считал его Афанасием).
– Зачем вам понадобился этот маскарад?
– Некий порыв к эскапизму – с одной стороны, – ну и чтобы вас подвигнуть на определенные действия.
– Так не будете пить? – Носиков прикоснулся к стакану со смесью.
– Там, у бака, я не пил по-настоящему, – улыбнулся Георгий.
– А я выпил полстакана гадости перед вашим приходом, – вздохнул Носиков.
– Да, – кивнул Георгий, – вы должны были, действительно. Наверное, и мне придется выпить.
– Это будет справедливо, – сказал Носиков.
Георгий поднял стакан, у Носикова тоже было налито.
«Второй раз пьешь, и уже не так погано», – подумал Носиков, не зная, про себя он думает или вслух.
Сделав глоток, Георгий поставил стакан на стол и достал из сумки третью бороду.
– Персонально для вас, – сказал он Носикову.
– Мне это надеть? – спросил Носиков.
– Можно прямо сейчас, – сказал Георгий, и первый нацепил свою черную. Теперь его можно было называть Ипполитом.
Пришел Жуков. Звонок в дверь был каким-то слишком громким, и Носиков с опаской подумал, что там стоит толпа зулусских вождей, но пришел один-единственный Жуков. Ему выдали третью бороду – так удачно получилось, что было три бороды – и усадили за стол. Носиков смешал для него ингредиенты в стакане: такое мы пьем, вот одна бутылка, вот другая, со вторым глотком пойдет легче, – и где, интересно, такое пьют, – спросил любознательный Жуков, – чем закусывают, и зачем борода, и что в тубусе: черный тубус стоял прислоненный у двери, или стоял у стола в другом варианте событий, или мог лежать на столе, если кому-то хотелось, среди бутылок и стаканов.
В тубусе была большая репродукция картины Репина «Бурлаки на Волге».
P.S. Не репродукция, а, точнее сказать, нечто, написанное по мотивам, как выяснилось, когда ее достали и прикрепили на стену.
77
– Мне повезло, – говорил Георгий по фамилии Сегё (хотя теперь, когда он нацепил свою черную бороду, его правильней было бы называть Ипполитом).
– Мне повезло, – говорил Ипполит, обращаясь к Носикову, – среди ваших нитголлохов я оказался единственным, у кого нашелся однофамилец, причем не простой, а реально отличающийся на одну букву. В этом был шанс к действию. И я, как вы знаете, изменил свою изначальную фамилию, заменив «Е» на «Ё», и тем самым обозначил свой выход из группы. Изменить имя или фамилию – это многого стоит, даже если при этом ничего не меняется в паспорте.