Мост к людям

— Интересно… — протянула Соломаха и посмотрела на парня внимательнее. Потом обернулась к Колодию, как бы ища у него поддержки. Старший агроном молчал и смотрел в окно, словно не слышал, о чем идет речь. — Но ведь интегралы и не мешают выносить из конюшни навоз! — Соломаха произнесла это и обрадовалась, решив, что против этого-то возразить нечем.

— Как раз и мешают… — сказал Сашуня.

— Мешают? — удивилась Соломаха. — Чем?

— А хотя бы тем, что уже знаешь об их существовании! — ответил парень неожиданно задорно, потому что это было именно то, что его давно мучило и вырвалось само собой.

Антонина Петровна застыла с раскрытым ртом, пораженная одновременно и этими словами, и тем, как парень их произнес.

Она никак не ожидала услышать нечто подобное от неказистого и немногословного «селюка» и теперь смотрела на него так, словно увидела впервые. Насмотревшись на бледноватое, худощавое лицо, покрытое реденькими веснушками, на рыжеватый чубчик, выглядывавший из-под полотняного козырька, она отвернулась и смолкла. «Странно», — подумала она. Работа в облоно утвердила ее в уверенности, что знания раскрывают людям глаза, приобщают к высшим тайнам. Но чтобы они мешали… нет это было непонятно!

А Сашуня смотрел на знакомую степь и медленно успокаивался. Нет, пожалуй, не следовало затевать разговор. А впрочем, не беда: в конце концов, это же правда! На заводе техника все время совершенствуется, хочешь не хочешь, а приходится совершенствоваться и поспевать за ней самому. Вынужден учиться, потому что отстанешь хоть на шаг — и за новой техникой уже не поспеешь… А тут десять лет учился, а пошел на работу — и возвращайся назад, к уровню своих дедов. Зачем же тогда учиться, если ожидают тебя те же дедовские грабли и вилы?! После десятилетки даже обидно: как будто подняли тебя, а потом швырнули вниз…

Он уловил на себе чей-то взгляд и резко повернул лицо. Девушка смотрела на него и заговорщицки улыбалась — вроде бы радовалась, что он за нее отомстил. Глаза их встретились, и Сашуня тоже улыбнулся.

— А наседали вы на вашего председателя, чтобы поставил в конюшне транспортер? — басовито заговорил Колодий, обращаясь к парню.

Сашуня даже вздрогнул от неожиданности, а девушка быстро отвела от него взгляд, побаиваясь, что агроном заметит, как они улыбаются друг другу.

— Пробовали. Не получается, — ответил парень.

— Почему? — удивился Колодий. — Машина несложная. И достать нетрудно. Да и стоит недорого. А все-таки техника, какая ни есть, а от тройчатки освободит.

В машине ненадолго воцарилась тишина. Грейдер, укатанный после недавних дождей, блестел, словно выложенный жестью. Пассажиры глядели каждый в свое окно, и только девушка сидела с опущенной головой, перебирая тонкими пальцами красные кисточки на своей сумке. В Калитве она пробыла недолго, всего несколько дней: приезжала из Киева к бабушке. С утра ходила на речку, грелась на песке, отдыхала, набираясь сил перед новым учебным годом. Так ни с кем и не успела познакомиться поближе, не узнала, чем живут люди в Калитве. Только теперь, молча слушая, поняла, что жизнь здесь тоже бурлит, у людей свои радости и заботы. И она сердилась на себя: была среди них, хоть и недолго, но была, а оказывается, ничего об их жизни не знает.

— Ну ладно! — весело воскликнула Соломаха и на редкость легко повернула свое чуть отяжелевшее, но упругое тело к девушке. — Сейчас я угадаю, где вы учитесь и как вас зовут! — произнесла она, желая перевести разговор на другое. — Третий курс. Институт иностранных языков. — И добавила: — А имя Светлана.

Девушка вскинула на нее глаза, не поднимая головы, и потому, хотя и улыбалась, смотрела как бы исподлобья.

— Нет, зовут меня Галя, — начала она почему-то с конца. — А учусь я в пединституте. И не на третьем, а на четвертом.

— Вот как! — обрадовалась Соломаха. — Это уж точно по моей линии. Значит, через год надеюсь встретить вас в одной из наших сельских школ.

— Не знаю, куда получу назначение, — довольно равнодушно ответила Галя. Еще с той минуты, как она услышала колкое замечание по поводу длины своей юбки, девушка ощетинилась против этой женщины, и робость ее постепенно превращалась в недоброжелательную предвзятость.

— Э, нет! — произнес шофер, не отрывая глаз от блестящего грейдера. — По назначению теперь не ездят! Стипендию получать — это да, а отрабатывать… нема дурных!

— Это уж вы немного того… слишком, — отозвался из своего угла Колодий гораздо веселее, чем бросил свой саркастический укор водитель. — К чему обобщать? Вот этот молодой человек, — кивнул он вправо, — ведь остался в колхозе!

— Остался… — проворчал водитель, — а сам только о том и думает, как бы драпануть.

— С чего вы взяли? — возразил Колодий.

— Хлеб есть рады, а в земле копаться неохота… — В голосе водителя чувствовалась раздраженность, даже злость, и похоже было, что высказывает он ее с такой непримиримостью оттого, что долго сдерживался.