Мост к людям

— Тьфу, черт! — выругался он, снова собираясь взять стартером.

— Давайте я ручкой покручу, — с нерешительной готовностью предложил Сашуня. — Аккумулятор посадите.

Водитель помолчал, потом нехотя пошарил рукой под ногами, грохнул ручкой о днище и подал парню через окно. Сашуня ловко ухватил ручку, забежал вперед и трижды резко крутанул — мотор завелся и заревел на высоких оборотах.

— Давай поехали, — пробормотал водитель, обращаясь к парню, а сам подумал, что тот мужчина, сидящий сзади, недаром так легко согласился потесниться, видать, тоже рассчитывает на проезд подешевле, если возьмут еще одного. Костюм на нем рублей на сто, шляпа на голове, а тоже трясется над каким-то полтинником. Обозленный, он, однако, заметил в зеркальце, как улыбнулась девушка пареньку и распахнула дверцу, а мужчина сделал вид, будто ничего не случилось, хотя на мясистом лице тоже промелькнула улыбка, правда, не такая заговорщическая, как у девушки.

Машина проехала по мощеной главной улице, повернула налево и тяжело покатила вверх вдоль глинистого обрыва. По мере того как она взбиралась на подъем, село все глубже уходило в низину, окутанные утренним туманом дома все уменьшались и сбивались в живописную группку. Сверху село казалось совсем маленьким; наполовину опоясанное узенькой речушкой, оно отдалялось и как бы таяло, а когда выскочили к ветряной мельнице и поехали грейдером, и вовсе скрылось из виду.

Все пятеро молчали: двое смотрели вперед, на дорогу, двое — вправо и влево сквозь боковые окна и только девушка — на свои голые колени, чем-то вроде бы обеспокоенная. С минуту она не поднимала глаз, потом осторожно высвободила свою мягкую, сшитую из толстой клетчатой дерюги плоскую сумочку, висевшую на правом боку, и, бросив взгляд, не заметил ли кто-нибудь, тихонько накрыла ею колени.

— Прикрывать приходится? — спросила женщина, сидевшая впереди. Она не могла видеть, но сразу почувствовала своей округлой спиной, что сделала девушка. Не получив ответа на свой хотя и сочувственный, но вместе с тем и насмешливый вопрос, женщина повернулась боком к тем, что сидели сзади, и все трое увидели ее улыбающееся лицо с прищуренными темными глазами и губами, хоть и не накрашенными, но свежими и четко очерченными. — Учитесь или работаете? — спросила.

— Учусь, — посмотрела девушка ей прямо в глаза.

— О, это по моей линии! — оживилась женщина.

— Вы тоже учитесь? — неуверенно спросила девушка и сразу же сконфузилась, потому что женщине, наверное, под сорок, то есть вдвое больше, чем ей, и думать, что она и поныне учится, глупо.

— Всю жизнь учусь, — покровительственно произнесла женщина. — Дома с сыном-десятиклассником, а на работе со всеми школьниками области за компанию. — И вздохнула: — Уж такая у меня специальность!

— Женщинам у нас раздолье, — отозвался мужчина с заднего сиденья. — Моя четыре класса окончила, а с нашими двумя башибузуками от первого до десятого прошла полный курс.

Сашуня сочувственно посмотрел на девушку, которая все еще сидела будто на горячей сковородке и каждый раз убирала светлую прядь, упорно спадающую на лоб, когда машина подскакивала на выбоинах. Сашуня, разумеется, не спросил бы эту женщину, учится ли она, потому что знал, что работает она в облоно, и помнил ее еще с той поры, когда сам учился в девятом, а она неожиданно пришла на урок. Вспомнил даже, что зовут ее Антонина Петровна Соломаха, потому что, появившись в школе, она тогда наделала такого шуму, что и учителя и ученики надолго запомнили. Знал он и мужчину, сидевшего в левом углу, — районного агронома Колодия: этот уже дважды приезжал в их колхоз за те восемь месяцев, что Сашуня работает в колхозе. Хорошо помнил фамилию, не знал только, как зовут.

— А вы тоже учитесь? — обратилась Соломаха к парню и посмотрела на его серенький бумажный пиджачок, оставшийся от покойного отца.

— Десятилетку окончил, а теперь в колхозе, — несмело и оттого слишком тихо ответил Сашуня. За все время Антонина Петровна ни разу на него не глянула, и ее неожиданный интерес застал его врасплох.

— Прекрасно! — расплылось ее лицо в одобрительной улыбке. — В город, значит, не сбежали, как другие?

Сашуня хотел честно признаться, что поначалу имел такое намерение, но осуществить его не удалось. Как-раз отец умер, матери пришлось бы остаться одной. Слаба она: как только тучи затянут небо, поясницу ломит так, что согнуться не может. А хозяйство, какое оно ни есть, а работы хватает…

— Правильно сделали, что остались! — похвалила его Соломаха. — В колхозе руки нужны, а учебу продолжить можно и вечерами, была бы охота.

— А зачем? — спросил парень. Брови над темными глазами Соломахи взметнулись от удивления:

— Как это зачем? Разве у вас нет потребности совершенствовать свои знания?

— Чтобы вилами выносить из конюшни навоз, интегралы не нужны, — пробурчал Сашуня чуть слышно, глядя на золотистую стерню, которая отлетала назад, будто шарахалась от машины.