Случай помог мне встретиться с автором этого письма — вскоре Мария Забежанская приехала с группой рижан на экскурсию в Киев. Я прохаживался в ожидании у входа в Софиевский собор, который в это время осматривали рижане, и думал о том, сколько еще не раскрыто героических подвигов времен Великой Отечественной войны — особенно подвигов совести, подвигов сострадания и гуманности. Ведь о них чаще всего знали только те, кто их совершал, и те, кто благодаря им выжил, а истинная доброта не ищет гласности, она проявляется не ради славы, а в силу себя самой — потому-то человечность и считается высшим воплощением благородства.
Вскоре под аркой колокольни появилась невысокая женщина и направилась ко мне. В руке у нее была папка: надеясь в Киеве встретиться со мной, она захватила некоторые бумаги и письма, Относящиеся к ее военной одиссее. Мы расположились в укромном уголке, и я стал листать черновики ее донесений, написанных на каких-то немецких бланках сразу же после возвращения из Ланзаттеля во фронтовой тыл, когда советские войска уже добивали фашистов в их логове.
Бегло ознакомившись с бумагами, я, честно говоря, подумал: стоит ли этим заниматься мне? Ведь на протяжении послевоенных лет уже столько писали о случаях, когда на чужой земле спасали советских людей, рискуя собственной жизнью. Конечно, каждый такой случай значителен и важен сам по себе, и о нем надо знать. И все-таки смысл и характер их уже на прежних примерах раскрыт, а стало быть, в некоторой степени уже потерял остроту новизны, интересную для писателя.
И тут же я увидел небольшое письмо, которое осветило вопрос по-новому. Вот это письмо:
«Дорогая Маша! Наконец мы получили весточку от тебя, а вчера и твою посылку. Очень вкусно, мы угощали всех приходивших к нам гостей. Спасибо, мама тебя очень благодарит. Маша, почему ты так долго не писала — была больна? Мама за тебя очень волновалась. А нашу посылку ты получила? Мы послали тебе небольшую картину, на которой изображен наш Ланзаттель, маленький несессер, конфеты и еще несколько мелочей. В январе мама хочет послать еще кое-что… У нас уже зима, полуметровый снег. Все благополучно, но у меня боли в суставах. Сердечный привет тебе — мама и ее семья».
Это письмо написано 2 декабря 1976 года — через тридцать с лишним лет после окончания войны. И я подумал: а не в том ли особое значение этого случая, что родство людей двух стран не перестало существовать и стало почти кровным? Ведь время и расстояние нередко притупляли чувства даже между очень близкими людьми, а здесь они сохранились на всю жизнь, и, как видно, с годами даже окрепли! Не это ли так знаменательно и особенно важно именно в наше тревожное время?
…Их сбросили с советского самолета над территорией Австрии в районе местечка Тобрин 23 марта 1945 года ночью. В горах этого района много ущелий и горных рек, а стало быть, и мостов, вблизи которых удобно наблюдать за передвижением войск противника. Это было особенно важно еще и потому, что в ближайшее время предполагалось наступление на Вену, а противник мог подтягивать свои резервы только этим путем.
Группа состояла из девяти человек — двух девушек-радисток и семи разведчиков, все разной национальности. Как видно, именно поэтому ей и было присвоено кодовое название «Интернационал». Впрочем, в условиях близкой победы над фашизмом такое название не могло не иметь и более широкого звучания.
Разведчики ничего не знали друг о друге — даже фамилий, так как до этого все воевали в разных частях. Впоследствии выяснилось, что и имена почти у всех вымышленны. Такая предосторожность не была излишней: мало ли что могло случиться с любым из них на вражеской земле.
Они всего два дня пробыли вместе, а успели превратиться в спаянный и дружный коллектив. Это странно звучит в отношении людей, которые так недавно впервые встретились. Но в том-то и сила людей на войне, что, съехавшись из разных концов земли и став под знамя, они сразу превращаются в единый армейский коллектив и человек, ничего до этого не знавший о другом, готов не только действовать с ним заодно, но и в случае необходимости прикрыть его собственной грудью.