Мост к людям

Похоже, что советская литература в целом впервые осознала меру своей исторической ответственности перед всем миром и действительно поняла, что, как сказал Горький, впервые «выступает как единое целое перед лицом революционного пролетариата всех стран и перед лицом дружественных нам революционных литератур».

Чувство такой ответственности усиливалось и тем, что революционный пролетариат мира был представлен на съезде не фигурально, а целиком конкретно — в лице своих известнейших писателей. Конечно, для М. Горького, И. Эренбурга или Л. Леонова, например, чьи книги уже тогда издавались в десятках стран, присутствие на съезде Эрнста Толлера или Андре Мальро не было в диковинку. Но на нас, молодых, которые съехались с разных концов огромной страны и составляли на съезде большинство, не могло не произвести глубокого впечатления присутствие иностранных писателей с такими именами. Перед нами встал целый мир, после чего уже невозможно было довольствоваться рифмованными подписями под газетными фотографиями или олитературенными общими местами, которые прямо из-под пера отправлялись в типографию.

Мы ехали на съезд, полные юношеского пыла и беззаботной веселости, — людьми, которых ждет большой праздник, а возвращались с ощущением тяжкого бремени ответственности, возложенной на наши плечи этим съездом. Впервые во весь голос нам было сказано о значении советской литературы как единого коллектива, в котором, однако, каждый должен был сохранить свою творческую индивидуальность. Это было нечто новое. Как мыслил себе Горький этот коллективный труд разноязыких писателей? Это могло выясниться только впоследствии, но волновало и интересовало уже тогда.

Ясно было одно — мы, в частности поэты, не имели морального права продолжать питаться малокалорийными блюдами скоропортящейся актуальности местного значения. Мы должны были учиться раскрывать глубинную суть социальных явлений так, чтобы ее воспринимали все и понимали всюду. Не в этом ли заключался наш интернациональный долг как писателей и коммунистов!

С тех пор прошло пять долгих десятилетий. Пятьдесят лет, полных знаменательных событий и в жизни нашего общества, и в жизни нашей литературы. Естественно, что за это время почти полностью изменился личный состав Союза писателей. Появилось немало новых имен, десятки, а возможно, и сотни прекрасных книг, созданных по принципу творческого метода, провозглашенного Первым съездом.

1984

Перевод автора.

ДУМА О ПЕСНЕ

ДУМА О ПЕСНЕ

На шумной ярмарочной площади или в прохладной тени кудрявого клена у пыльного сельского перекрестка сидит на камне седой человек с многострунной кобзой. Плавно двигаются пальцы по звенящим струнам, высоко забирает немолодой, но еще крепкий голос, внимательно и, кажется, даже испытующе устремились на людей темные невидящие глаза… Люди слушают затаив дыхание; крепко уцепившись за подолы своих матерей, приумолкли ребятишки; сняв соломенные брили, глубоко задумались старики, увлеченные кобзарской песней… Они давно знают поющего человека и поэтому верят каждому его слову, каждая нота мелодичной песни находит отзвук в их сердцах.

Это поет Павло Носач, человек, проживший большую и тяжелую жизнь. Он хорошо знает то, о чем рассказывает людям в своих песнях. Он ничего не сочиняет — все за него сочинила жизнь. Если песня грустна, то потому, что она вызвана горьким и безрадостным воспоминанием; если песня весела, значит, она рождена душевной мощью и врожденной способностью этого человека смеяться над бедой. О чем бы ни была песня, за ней всегда стоит пережитое, освещенное душевной силой гордого и непокорного человека.

Странное дело: есть еще у нас люди, которые спорят о назначении искусства, которые еще и теперь не решили, в чем его главная роль! А вот этот седой человек поет с такой уверенностью, будто он давно уже все решил и отлично знает, почему обступившие его простые люди внимают песне с таким душевным волнением! В чем, собственно, заключается его искусство? Не в том ли, что он лишь возвращает людям то, что взял у них? Он только чуть-чуть осветил их мечты и надежды светом собственных дум и стремлений, и этого оказалось достаточно, чтобы завладеть вниманием и памятью слушателей.

Украина певчая страна. Многих своих сынов и дочерей она наградила прекрасными голосами. Некоторые выбивались в люди, становились крепостными артистами. Громадное же большинство оставалось в гуще народной, пополняя ряды бродячих певцов, а главное — сея в народе любовь и «вкус» к песне. Но особенным уважением на Украине издавна пользовались музыканты-слепцы — кобзари, бандуристы, лирники. Они никогда не боялись говорить правду, ибо терять им было нечего: они все изведали и все потеряли, и гнев полицейского им был не страшен. От них человек мог услыхать то, о чем он втайне думал сам, — о желанной воле, о былой славе героев. Они говорили смело, никогда и ничего не страшась, и за смелую прямоту и окрыленность любил их народ, закованный в кандалы на протяжении столетий.