— Сейчас же иди в дом! — насупилась она. — На столе каша остывает!
Ребенок покорно взял мисочку с желтой грязью и щепочкой, которая служила им ложкой, стала с аппетитом уминать «кашу». Чем такая игра окончилась для детского желудка, догадаться нетрудно. Однако увлеченный и поглощенный ею до конца ребенок вряд ли способен был в ту минуту заглядывать в будущее.
Я знаю: сравнения — опасный метод анализа. Но ничего не поделаешь, они напрашиваются. Пусть простят меня критики, особенно молодые: когда я читаю некоторые их статьи, невольно вспоминаю эту милую сцену. Создается впечатление, что и тут происходит нечто похожее на игру и она так увлекает и поглощает ее участников, что они не замечают ничего вокруг. И с какой сосредоточенностью, с какой взрослой серьезностью обсуждается и анализируется сказочный мир, созданный разгоряченным воображением!
«Интеллектуализм? — спрашивает Анатолий Макаров. — Ассоциативность? Урбанизм? Космическое масштабное виение?» О чем это, как вы думаете? Оказывается, все это поиски идейно-эстетических характеристик произведений самых молодых поэтов, делающих в поэзии лишь первые шаги. И начинаешь сомневаться: действительно ли создал Павло Тычина полвека назад свои «Солнечные кларнеты»? Написал ли когда-то Микола Бажан «Строения» и ряд других своих стихотворений и поэм? Существовал ли сорок лет назад «шиллеризм» Олексы Влызько и урбанизм «Авангарда» и «Новой генерации»?[4]
Похоже, что ассоциативное мышление впервые в украинской поэзии появилось у В. Коломийца, урбанизм — у В. Терена, а космическая масштабность видения у В. Фольварочного… И убеждаешься, что критик, который не может не знать о существовании всего этого в классических образцах, сотворил себе фантастический мир, в котором есть свои «папы» и «мамы», своя «каша» и «дочки», которые ее с аппетитом едят, хотя на столе и остывает настоящая и калорийная еда.А между тем все это в украинской поэзии было. И не как стихотворная констатация фактов, уже давно вошедших в сознание людей, потому что существуют в реальности и характеризуют нашу повседневность. Нет, «Солнечные кларнеты» были поэтическим предчувствием космической эры, которая еще только должна была наступить когда-то, как урбанизм Полищука, Шкурупия и многих других поэтов был предчувствием эпохи машин и электричества, хоть и на другом эстетическом уровне. И можно ли все это просто игнорировать и в то же время видеть признаки новой поэтической «эпохи» в стихах, пронизанных этим же духом, но появившихся в то время, когда космос осваивают практически, а урбанизм вошел не только в сознание человека, а и в его плоть и кровь? Я думаю, что если бы даже такая гениальная книга, как «Солнечные кларнеты», появилась сегодня, то есть с опозданием на полвека, она не сыграла бы той роли, которую сыграла в свое время, точно так же, как и «Анна Каренина», если бы Л. Толстой написал ее позднее, когда эмансипация женщины стала реальным фактом.
Виноваты ли в этом молодые поэты? Конечно же нет. Я верю, что из них вырастут настоящие мастера, которые станут украшением нашей литературы. Но пока поэт пишет: «Мізерно гаснуть на очах чуттєві електрони», я вижу в этом лишь велеречивое проявление неотстоявшихся и неосмысленных чувств, для которых автор не находит точного и ясного словесного воплощения. Или когда другой поэт замечает, что «гойдається хата на вервечках зір», в этом труднее узреть космическую масштабность видения, нежели обыкновенную неумелость. И когда Анатолий Макаров усматривает в этих строчках, которые просто следовало бы внимательнее отредактировать, окончание старого этапа «литературных веяний и настроений» и констатирует радостный факт рождения нового этапа, характерного стремлением упомянутых молодых поэтов стать «ближе к человеку», то похоже, что он действительно верит, будто в украинской поэзии до сих пор ничего не было и вот наконец она таки подступает к человеческим чувствам, и по-настоящему!
Изредка на литературное крыльцо выбегает встревоженный критический папаша и басовитым голосом пытается увещевать:
«Даже такие безусловно значительные произведения, как, скажем, книга Л. Первомайского «Уроки поэзии» или мемуары Ю. Смолича (добавим от себя — и ряд других книг. —
Но никто ему не внемлет. Продолжается захватывающая игра. «Мама» размешивает в мисочке кашу из песка и воды, она не замечает реального мира.
А тем временем зрелый и мудрый Леонид Первомайский предлагает уроки поэзии младшим: