Я протянула ей фото.
— Посмотрите, пожалуйста, нет ли на этих фотографиях знакомых вам людей?
Старушка молча взяла пачку у меня из рук и начала рассматривать.
— Вот, — наконец показала она, — эту мадам я тут видела. Один раз.
На фото была изображена Регина. Петр Иванович тоже взял фото, чтобы рассмотреть.
— Никогда не видел эту женщину здесь. Кто это?
— Это Регина Южная, — объяснила я, — главная подозреваемая в деле об убийстве Полины Усольцевой.
— Убийстве? — удивился участковый. — Это же было самоубийство.
— Я так и знала! — прошептала Ольга Михайловна. — Бедная девочка! Мне эта вертихвостка, — старушка постучала пальцем по фото, — сразу показалась подозрительной.
— Когда вы видели ее? — спросила я.
Старушка опустилась на мягкий стул, стоящий под овальным зеркалом в витой раме.
— Это было аккурат в тот день, когда с Полиной приключилось несчастье, — сказала она. — Эта женщина заявилась сюда утром. Я видела, как она вошла в дом, а потом Полина вышла. А эта женщина нет.
— Вы догадались, что она приходила к Полине?
— Я не догадалась, а сделала вывод, — строго сказала Ольга Михайловна. — После того как она вошла в дом, по потолку у меня заходили две пары ног. Одна была на каблуках. На вертихвостке были вот такие шпильки. — Старушка показала на пальцах. — А когда Полина вышла, каблуки продолжали стучать. Она там ходила и открывала какие-то ящики.
— Вы сказали кому-то об этом? — спросила я.
— Сказала! — ответила старушка. — Но на это не обратили внимания. А я сразу поняла, что дело нечисто. Такая жизнерадостная девушка, и вдруг прыгает с моста! Кто бы в это поверил!
Ольга Михайловна продолжала перебирать фотографии и наконец вернула мне пачку.
— Больше никого не знаю. А об этой девице я все уже рассказала. Еще тогда, месяц назад, — повторила она.
— Кому, Ольга Михайловна? — закатив глаза, спросил Петр Иванович. Все это время он стоял со скучающим видом у стены, давая мне понять, что мы зря теряем время.
— Тебе, Чехов, — вместо старушки ответила я, — она рассказала об этом тебе.
* * *
Секунду Петр Иванович стоял не двигаясь, ошеломленно уставившись на меня. Видеть его испуганное лицо, на котором постепенно проступали эмоции: страх, гнев, обида — было удовольствием. Я наслаждалась этим спектаклем с легкой полуулыбкой. Мне было грустно и весело одновременно.
Ольга Михайловна хранила молчание. Она была молодцом — выполнила роль от начала и до конца, как мы и условились этим утром.
По бегающим глазам участкового я поняла, что он пытается придумать, как быть дальше. Нужно было обезопасить себя и свидетельницу. Я приоткрыла полу своего пальто-дождевика и показала пистолет.
— Не глупи, Петр Иванович. Лучше сядь.
— Ты угрожаешь мне при исполнении, — глухо сказал тот, сглатывая слюну.
— Я не угрожаю. Я не хочу, чтобы ты натворил дел. У меня лицензия, и, если что-то будет угрожать моей жизни или жизни свидетельницы, я имею право пустить оружие в ход. Но ты же благоразумен, Петр Иванович? Поэтому ты просто сядешь на стул, и мы поговорим.
Ольга Михайловна вынесла из кухни еще один стул и удалилась, оставив меня один на один с преступником.
— Я не… — Участковый покраснел — на этот раз от злости. Он понял безвыходность своего положения. Дергая ноздрями и шумно выдыхая воздух, Петр Иванович не двинулся с места.
— Сядь, — повторила я. — Разговор у нас будет долгий.
Участковый наконец сел, окатив меня презрительным взглядом. Его добродушное лицо очень изменилось. Теперь на меня глядел разъяренный, затравленный зверь.
— Я не буду просить тебя признаться, — начала я, — об этом ты будешь беседовать не здесь и не со мной. Я просто расскажу тебе, как дело было. Если сочтешь нужным, можешь согласиться или опровергнуть — решать тебе. Но сразу предупрежу — отвертеться не удастся. Поэтому не трать фантазию понапрасну.
Участковый промолчал. Он все еще был красным, как болгарский перец, и раздувал ноздри, как бык. Я застала Петра Ивановича врасплох, и он не успел продумать линию поведения.
— Не знаю, в какой момент тебя подкупили. Возможно, ты и впрямь верил в благородство своей профессии и долго работал честно. Но в конце концов, погружаясь в сложные будни участкового, ты проникался мыслью, что это не просто важное для общества дело, но еще и очень неблагодарное. Когда мы познакомились, ты при каждой нашей встрече давал понять, что тебя недооценивают, мало платят и много требуют. Даже сегодня, — усмехнулась я. При этих словах участковый дернул щекой. Он слушал, не глядя на меня, скрестив руки на обширной груди и уставившись невидящим взглядом мне в колени.
— Обиженный, смешной, уставший от надоедливых жильцов и их глупых жалоб, ты в конце концов решил, что иногда ради выгоды можно и поступиться своей честностью. Тут вовремя и подвернулась Регина. Так?
Петр Иванович не ответил.