Мост в белое безмолвие

И тут я чувствую на себе ехидный взгляд и слышу слова начальника:

- Ну, так что мы будет делать с этим эстонцем?

БЕЗ РЮКЗАКА

- Я уже все знаю, - говорит Слава, едва я успеваю войти в комнату. Сколько у тебя времени?

- Пятьдесят минут. Хватит, чтобы написать письмо и уложить рюкзак.

- Успеется, - решает Слава.

Но к письмам это отношения не имеет. Финкой он вскрывает консервные банки в таком количестве, будто собирается заняться сравнительным анализом их содержимого. Сковорода начинает потрескивать и шипеть. Я сижу за столом и пишу письмо. Непонятное кряхтенье заставляет меня обернуться. Впервые в жизни вижу, как {204} упаковывают мой заплечный мешок. Кажется, я не успел еще сказать, что мы довольно уютно обжили эту комнату: на окнах появились занавески, на столе клеенка, кофейник, обросли мы и кое-какими привычками.

Входит Виктор с бутылкой в руках.

- Что и говорить, повезло! В последнюю минуту.

Подкладываем "Огонек" и начинаем есть прямо со сковороды.

- Значит, так и не доспорим? - спрашивает Слава.

- Продолжим в Антарктике, - великодушно обещает Виктор.

У него своя теория физиологических основ эстетики ритма. Непрерывная смена возбуждения и торможения и все такое. На Дальнем Севере у людей все еще хватает времени на размышления, на то, чтобы составлять гербарий или рисовать акварелью. Не питает ли этот суровый, достойный образ жизни чистые источники языка?

- Чтобы ты знал - прогноз неважный.

- По знакомству мог бы предложить и получше.

- Это я и сделал.

Полбутылки осталось. Сладкий портвейн, разведенный спиртом. Смотрю на часы.

- Перед дорогой надо помолчать, - делится с нами Слава древней мудростью шаманов.

Помолчали.

- Ни пуха ни пера, - говорит Виктор, - меня ждут на дежурство.

Слава взваливает рюкзак себе на плечи.

- Еще так натаскаешься - глаза на лоб полезут, - огрызается он в ответ на мою попытку забрать у него мешок.

Выдергиваю из розетки штепсель электрической плитки, запираю дверь, и мы трогаемся в путь.

ВСТРЕЧА С АНДЕРСЕНОМ

Опаздываем, приходится перейти на легкий бег. Мы были в воротах порта, когда услышали сирену рейдового катера. Славу дальше не пустили. Прощаться некогда. Бегу в ту сторону, откуда слышал гудок, карабкаюсь через гору угля. В темнеющем небе со свистом курсируют ковши портальных кранов, грохаются на землю глыбы угля, кто-то с бесстрастной виртуозностью ругается матом; скатываясь с угольного откоса, я вижу причал, около не-{205}го пустой паром, а за ним другой паром и рейдовый катер, отдающий концы. Машу рукой, наконец меня замечают. Нога цепляется за трос, и я с размаху лечу на дно парома, к счастью, ровное. Здесь надеялись отчалить раньше и теперь мрачно молчат.

- Номер "903", - называю командиру катера свое судно.