Мосты

- Здравствуйте, Николай Трофимович! Не узнаете?.. Вы к нам заходили с моим отцом... И товарищем Шереметом. Помните?

- Здорово... Пешком притопал? Без телеги?

- Без... Мы привычные!

- Займитесь зараз и побачьте, чтобы устроить ребят, которые приходят... - обратился он к коменданту.

Я обрадовался, словно встретил отца. Мне все нравилось - гимнастерка из шерсти защитного цвета, детские ямочки на щеках.

- Почему он меня не вспомнил?

- Брось... вас сотни, он один... Разве всех упомнишь?

- Оно-то, конечно, верно...

- Я тебя отведу на квартиру... Век благодарить будешь... - сказал комендант курсов.

Ко мне присоединились двое ребят, тоже уставших с дороги. Они были родные или двоюродные братья - толком я не мог понять из их разговора. Один из них много лет был сыном полка, потом даже успел отслужить несколько месяцев в королевской гвардии. Фронт застал его в кодрах, когда он находился в отпуску, у родственников. Он все еще хранил свои проездные документы. Если что, вскочит в поезд и махнет в Бухарест. Отпуск у него на излете.

"Славных дружков я себе нашел! - подумал я. - Если и квартира окажется им под стать, скверно!"

- Вот, мальчики... Здесь жил алчедарский помещик... По дороге сюда видели каменный забор вокруг поместья?

- Покорно благодарим... Э-э-э! А с кем имею честь? - осведомился сын полка.

- Да ты отличный парень, отставной козы барабанщик... Честь у тебя есть, а деньги? Я - училищный сторож... комендант, значит, по-теперешнему.

- Вы мне нравитесь.

- Теперь слушайте все. Кормят здесь раз в день. Но жить будете припеваючи... В саду полно яблок, абрикосов.

Мать моя мамочка! Мы стали хозяевами самого прекрасного сада, какой только приходилось видеть на своем веку.

- Любопытно, сколько тут гектаров? - поинтересовался все тот же парень.

- Около десяти...

- Не меньше пятидесяти.

- Может, чуть меньше, - смущенно сказал сторож. Мужик, привыкший к превратностям жизни, склонен все преуменьшать. - Однако вам троим фруктов хватит да еще останется...

- Ста гектаров не наберется. Но держу пари - пятьдесят точно будет! вызывающе заявил бывший сын полка.

Такого болтуна поискать надо.

Он надевал свою униформу, надвигал на брови кепи с кокардой и день-деньской прогуливался по саду. Изучать педагогику ему хотелось не больше, чем собаке лизать соль.

Я советовал ему припрятать свою одежонку: у нас в Кукоаре из-за егерской шляпы погиб лесник, еще в начале войны.

- А в чем же мне щеголять, сударь? У вас - родители... Есть кому позаботиться... А я безотцовщина, меня в цветах нашли. Сын полка. Вскормлен ротным котлом. Другого обмундирования мне не сыскать. Оставьте меня в покое, сударь.

Дельные советы отскакивали от него, как горох от стенки.

По вечерам он наряжался все в ту же форму, наводил блеск на ботинки и шел на танцы. У девушек он пользовался невероятным успехом. Ходили за ним хвостом. Раздобыв патефон, приходили к нему в гости. Это спасало его от голодухи.

Я и другие ребята целыми днями ели кислые яблоки. Да еще радовались, что их вдоволь. На четыреста граммов хлеба в сутки жить можно, если под боком целый боярский сад.

Спали мы на кухне. В другие помещичьи комнаты не заходили, чтобы не натаскать грязи.

Армейских привычек из человека не выбьешь, хоть кол на голове теши. Наш бедный приятель привык просыпаться ни свет ни заря и чего только не делал, чтобы спать безмятежно, как мы... Но военная дисциплина висела над ним как проклятье.

Около полуночи он иногда переносил свою койку в полутемный чулан с единственным окном. Окно занавешивал наглухо. Брюки складывал под матрацем: утром будут как выглаженные. И все же на рассвете бывший солдат королевской гвардии опять гремел посудой на кухне.

- Эй, вы, сони, что так долго дрыхнете!

Мы поворачивались лицом к стене, а он удалялся в сторону Днестра. Помещичий сад тянулся почти на целый километр, а за ним - заросли глухого парка с редкостными деревьями. Их купы зеленели на обрывистом высоком берегу Днестра.

Он купался, плавал. Потом смотрел, как курэтурские мужики ловят рыбу.

И лишь когда солнце подымалось сажени на три над рекой, мы продирали глаза. Заложив руки за спину, он прогуливался по саду.

- А еще хвастаетесь, что мужики! Спите, как бухарестские пижоны. Так вы никогда не увидите восхода солнца.

Недели две мы пожили вольготной жизнью, пока однажды утром я не застал его в саду, разговаривающим сам с собой. Мне почудилось, что он рехнулся.

Но ничего подобного не произошло.

Дело в том, что накануне мы встретились с группой журналистов из сорокских газет. Наш "сударь" обещал представить им несколько стихотворений. И вот теперь, по утренней прохладе, он муштровал свое вдохновение. Выпевалось пока только начало: "Я тракторист!" Дальше дело не шло. Зато всяческие ругательства в неимоверном количестве слетали с его уст.

- Что, сударь, красивый сад?

- Красивый.

- Шаль мне с ним расставаться.

- А что случилось?

- Кажется, переберусь в Сороки... в газету... Понимаешь, даже на папиросы денег не хватает.

- Но прости...

- Что тебе угодно?

- Познакомимся наконец...

- Честь имею... Гылкэ.

- Э-э-э...

- Что, не слышал такой фамилии?