Мосты (ЛП)

– Просто… – начал он. – Я долго был тем, кого люди лишь терпят. Но никогда тем, кем они хотели, чтобы я был. Так что твои слова… просто… спасибо.

На этот раз Скалли не уступила – она надавила на его руки, чтобы он позволил ей перекатиться лицом к нему в сумраке номера мотеля, похожего на тысячи других, в которых они провели столько времени за свои жизни. Она накрыла его щеку ладонью, ощущая влагу на его коже, а потом наклонилась вперед и коснулась его губ своими. Поцелуй был мягким и нежным, с неизбежным шепотом страсти, но в данный момент стал скорее следствием комфорта. Любви. Всегда любви. Она провела по его губам подушечкой большого пальца.

– Разве ты этого не знал? – прошептала она, повторяя его собственные сказанные ей слова и вкладывая в них всю свою душу.

Малдер не ответил. Вместо этого он накрыл ладонью ее затылок, поцеловал в лоб и снова привлек к себе. Их ноги сплелись под одеялом.

Они прислушивались к тихим шаркающим звукам машин в отдалении, перестуку дождя и шумам из ныне занятого номера по соседству.

– Малдер, помнишь… когда-то давно… когда мы работали вместе где-то пять или… шесть лет… – Она была слишком сонной, чтобы вспомнить точно, и почувствовала, что Малдера позабавило то, как ее обычная навязчивая точность в деталях уступила под напором усталости. Она слишком часто видела подобную нежную улыбку. – Я переживала тяжелые времена, – продолжила она. – Из-за работы. Немного перегорела из-за всего насилия, с которым нам пришлось столкнуться. И ты указал мне на это. Вызвал на разговор. Сводил поужинать. Помнишь?

– Да, да, помню.

Она зацепила ногтем большого пальца резинку его штанов.

– И ты сказал мне съездить в отпуск. На пляж или вроде того.

Он улыбнулся, касаясь губами ее волос.

– Но ты этого не сделала.

– Нет, не сделала. И знаешь, почему?

– Потому что в душе ты такой же трудоголик, как я, но лучше это скрываешь?

Это почти заставило ее улыбнуться.

– Может, в какой-то степени это и так, – признала она, давая понять, что ценит его попытку пошутить, однако вскоре вновь посерьезнела. – Но в основном из-за того, что, когда я чувствую себя напуганной или… уязвимой, последнее, что мне нужно – это быть вдали от тебя.

Малдер какое-то время молча это обдумывал, а потом накрыл ее голову ладонью и прижал к своему плечу.

– Я рядом.

И они заснули.

***

Глубокой ночью она сидит на краю кухонной столешницы, освещаемая лишь светом от аквариума и позабытого телевизора. Высвободив полы ее блузки, Малдер стоит на коленях у нее между ног и принимается целовать ее живот с чем-то похожим на благоговение и отчаяние.

– Ты правда хочешь этого, Скалли? Хочешь меня?

Она невольно смеется, на мгновение пожалев о том, что маленький мальчик, все еще живущий в глубине души смотрящего на нее снизу вверх мужчины, выглядит обиженным, словно она смеется над ним. Как будто она может когда-либо отвергнуть его.

– Малдер, почему ты все еще спрашиваешь? Ты все, чего я хотела в течение долгого времени… я уже не помню, когда хотела чего-то другого.

Ее слова искренни, но тон все еще немного легкомысленен и потому не может разгладить страдальческие морщины у него на лбу. Поэзия слов никогда не была сильной стороной Скалли. Из них двоих он романтик – тот, кто украшает свою любовь к ней фразами типа «мой краеугольный камень», «цельная личность» и «одна на пять миллиардов». Ее чувства и ее страсть не менее сильны, – он владеет ее душой – и она давно уже это знает, но ей лучше удается выражать свои эмоции с помощью тяжелых вздохов, нежных прикосновений и продолжительных взглядов. Иногда она не замолкает целые дни напролет, перечисляя научные факты и нескончаемые данные. Когда же она растворяется в Малдере, то хочет просто насладиться тишиной, хочет, чтобы все обязательства и ожидания прекратили существовать, хочет, чтобы ему было достаточно ее в самой простой и бессловесной форме. Но Малдеру нужны слова, и порой она заставляет себя произносить их, потому что он этого заслуживает.

Вот и сейчас она тянет его за руку.

– Иди сюда на минутку, – говорит она, побуждая его подняться на ноги. Он подчиняется, отвечая на проникновенность и искренность в ее голосе. Они оказываются лицом к лицу, когда он встает у нее между ног; его теплые ладони согревают ее бедра, посылая волны дрожи от места соприкосновения с ее кожей к ее вагине. Она берет его лицо в ладонь, ощущая покалывание от его отросшей за день щетины. Она знает его запах и текстуру его кожи, как свои собственные, и не хочет быть нигде, кроме как в его объятиях. После долгих лет колебаний и сомнений в этот последний миг на краю пропасти она неожиданно уверена в том, что хочет этого больше всего на свете.