Мосты не горят

— Замок первого короля, — негромко сказала Аглая, предупреждая мой вопрос. — Одна из королев фейри влюбилась в короля-человека. Тот был прекрасен и велик. Она спасла его, вынеся с поля битвы после смертельного ранения. Холмы приняли человека и вылечили его раны, но на земле он считается погибшим в бою. Многие фейри осудили свою королеву, но потом началась война с зифами, и Король повел за собой волшебный народ. Он выстроил здесь этот замок, чтобы обороняться. Зифы были изгнаны, и мир установился на Холмах.

— Они все еще живут там?

— Нет, замок пустует много веков.

— Куда они делись потом? Ну, король и королева.

— Никто не знает. Говорят, Король вернулся на землю под другим именем, чтобы сражаться с зифами там, куда они были изгнаны., а Королева последовала за ним, стала смертной и …

— Они умерли в один день?

— Так тоже говорят…

— Замок – это и есть Колыбель?

— Нет, вон Колыбель.

Я опустила глаза ниже. У самого рва росло странное дерево. Издали мне показалось, что на нем копошится стая золотистых птиц, но когда мы подошли ближе, я увидела то, от чего долго не могла прийти в себя. Дерево было увешано… игрушками… Погремушки с крошечными колокольчиками, искусные цветы с капельками росы, фигурки драконов и странных птиц с крупными клювами – все они были сделаны из золота. Лишь кое-где на ветвях позвякивали серебряные вещицы – крошечные ложки с изящной гравировкой, изображавшей ветви плюща. Каждая игрушка держалась на грубой веревочке, некоторые крепились на кругах, сплетенных из прутиков, в волнах ветра, поднимающих густую траву на склоне, они сталкивались и создавали прекраснейший переливчатый звон. От блеска у меня заболели глаза. Я взяла в руки цветок. Это была лилия с длинными пестиками и брильянтовой крошкой на тычинках.

— Что это? — благоговейно спросила я.

— Это нам, — спокойно ответила Аглая. — Выбирай.

Я сохранила свои первые игрушки – лилию и дракончика с рубиновыми глазками. Позже я часто бывала у Колыбели, и поняла, почему дерево так называют. Если лечь под ветви на мягкую траву, создается ощущение, что мир был только что рожден и украшен руками заботливой матери.

— Мне всякий раз до слез жалко, — призналась Аглая. — Но ювелиры порой задают слишком много вопросов, и приходится переплавлять… К счастью, когда берешь что-нибудь, на этом месте на ветке появляется другая игрушка, такая же прекрасная. Я ни разу не видела двух одинаковых. Я обычно беру погремушки – они самые непритязательные.

Мы возвращались назад и встретили в лесу двух полукровок, мужчину и женщину. Они помахали Аглае, и та прокричала им вслед пожелания удачи.

— Много нас, таких? — спросила я, уставшая от впечатлений дня.

— Да, — Аглая улыбнулась. — А знаешь, эту… как ее… — она назвала имя известной актрисы-красавицы. — Она тоже из наших.

— Да? — изумилась я.

— Точно говорю!

Аглая принялась сыпать именами знаменитостей: актеров и актрис, политиков, аристократов. Мы шли по тропе. Вскоре похолодало. На краю дубовой рощи мы оделись в теплое, и Агата начала подшучивать над моим талантом превращать вечное лето в четыре банальных времени года. Я подняла голову и увидела, как солнце совершает по небосклону путь в обратную сторону. Мы возвращались на Холмы Искупления, в мое время.

ГЛАВА 9

У Киприянова был шок. Его швырнуло на пол комнаты, и он застонал от резкого света. Все они были здесь – Антон-Жаба, Паша-Кошак, Сеня-Скат и Вера. Для них, должно быть, прошло несколько минут с нашего исчезновения, для Киприянова – вечность. У Веры дрожали руки – на подносе позвякивала посуда, собранная с ломберного столика. Сеня бросился к отцу. Из оброненного им конверта веером разлетелись по ковру банкноты с изображением моста на голубом фоне.

Жаба тут же направил на меня ствол. Он был готов и рад выстрелить – я видела это по его глазам, но в этот момент Киприянов, открыл глаза, выгнулся и, неестественно искривив рот, закричал:

— Нет, Антон, нельзя! Не могу… умирать…Нельзя! Не стреляй!

Я засмеялась. Сначала тихо, потом громче. Смех мой отразился отовсюду, и набитая антикварной мебелью комната не смогла поглотить его. Зазвенели и лопнули стекла – на этот раз это не было иллюзией. Киприянов скорчился на коленях у сына, закрыв голову руками. Вера уронила поднос, вскрикнула и зажала уши. Жаба и Кошак вздрогнули, не выпуская оружия.

— Вы же все знаете, зачем я здесь, — сказала я, с удовольствием прислушиваясь к том, как отражение моего смеха гуляет по дому. — Пусть убийца признается, и все будет, как прежде.

— Что ты с ним сделала? — сдавленным голосом спросил Сеня, в ужасе глядя на отца.

— Я показала ему альтернативную дорогу, — любезно ответила я. — Место, куда попадают люди после жизни без моральных ограничений. Мир между. Вечную тьму. Ад. Чтобы он не думал, что его поступки останутся безнаказанными.

Киприянов поднял голову и схватился за ворот рубашки Сени:

— Быстро, собирай вещи! — умоляюще забормотал Крысак. — Уедешь… нужно… нужно.

Сеня взял отца за запястье, послушал пульс, нахмурился, потянулся к карману.